Господин Бедингот был англичанином, англичанином до мозга костей, занудным, педантичным и недобрым. По его надменному и бесстрастному лицу невозможно было даже определить возраст. Он требовал от всех людей, окружавших Даниэля, соблюдения каких-то немыслимых правил, им же и придуманных. Говорил он ровным, бесцветным голосом, преисполненный важности и высокомерия. В первый день любопытный от природы Даниэль озадаченно его разглядывал и собрался было чем-то интересоваться, но тут же его остановила холодная, короткая нотация:
– Молодой человек, если он хорошо и правильно воспитан, должен задавать свои вопросы только с соизволения старших. Поэтому для начала потрудитесь получить от меня это разрешение.
Дан открыл от изумления рот и даже забыл, о чём собирался спросить англичанина, требования и методы воспитания которого вошли в жесточайшее противоречие с живой, подвижной, любознательной натурой мальчика. Даниэль возненавидел его сразу и со всей врождённой итальянской страстью, прозвал Бегемотом, хотя на бегемота тощий как палка гувернёр никоим образом не походил. Вот теперь мальчик всеми способами старался улизнуть с ненавистных занятий. Мучения начинались с самого утра. Господин Бедингот требовал соблюдения всяческих немыслимых условий с того самого момента, когда мальчик говорил: «Доброе утро, господин Бедингот». Необходимо было произносить короткую фразочку проникновенным голосом, определённым образом склоняя голову. За столом приходилось сидеть с прямой спиной, умело орудовать приборами, для которых маленькие ладошки Даниэля никак не подходили, а Бедингот злился и за особенно неловкие действия легко отправлял из-за стола полуголодным. После завтрака Бедингот запирался со своим воспитанником в комнате для занятий. Он потребовал нарочно обустроить небольшое полупустое помещенные, где из всей обстановки оставили два стола и два стула. Даже занавеси с окон Бедингот приказал убрать, чтобы ничего не отвлекало молодого господина от познания азов наук. Для начала мальчик должен был научиться читать, писать и считать. Большего пока от «невозможного» ребёнка, избалованного и заласканного, по его мнению, Бедингот не требовал. Он всегда оставался недоволен своим подопечным, требовал чёткого выполнения инструкций и не прощал небрежностей и неаккуратности. С ним Даниэль скучал и тосковал. Читать Дан научился сам, ещё даже до того, как в Торгенземе появился Бедингот, но гувернёр заставлял его часами проговаривать длинные непонятные тексты. С письмом всё обстояло значительно хуже, Дан никак не мог избавиться от бесконечных клякс. Часто за небрежно выполненные задания, кляксы или пропущенные буковки Даниэлю доставалось твёрдой линейкой по ладоням и пальцам. Он, глотая слёзы, взвизгивал, а потом обиженно жаловался Отто. Но тот только качал головой, успокаивал как мог и наставлял, чтобы молодой господин старался и усердствовал на занятиях больше. Отто робел от учёности Бедингота и испытывал какое-то непонятное смущение перед высоким сухопарым англичанином. Отто начинал разговор в защиту Даниэля полный решимости, а потом тушевался, стеснялся и виновато кивал, когда Бедингот объяснял в очередной раз, чем он недоволен в своём подопечном. Жизнь в Торгенземе сделалась тоскливой и печальной. Англичанин, понявший, что никто ему не сможет помешать в воспитании истинного джентльмена, развернулся во всю. С появлением Бедингота, всё резко поменялось в жизни у маленького Даниэля Антуана Дагона. На смену беззаботности, ласковому обращению и баловству, волшебным сказкам и уютным вечерам с Отто, пришли жесткий распорядок, бесконечные запреты и неукоснительные требования. От нудных занятий у Даниэля болели голова и ладони, Бедингот неизменно следил за идеально ровной спиной, хорошими манерами и размеренностью во всём. Молитвы следовало читать с выражением и особенным подобострастием. Прогулки по парку должны были быть степенными, спокойными и долгими, даже несмотря на сильный холод. Даниэль плакал вечерами и больше не пытался жаловаться Отто, которого не допускали вечерами в спальню молодого господина. В гулкой комнате, в абсолютной темноте Дану становилось жутко до тошноты.
