Сказочки для отчаянных - страница 19

– Расскажи.

– Ну, вырос мальчик. Закончил школу с отличием. Сходил в армию, отдал долг земному отечеству, ведь его где–то кто–то защищали и атеисты и мусульмане с буддистами, должен и он был всех их защищать. Женился. Нарожали они деток…

– А Зайка?

– Зайку своего вспоминал и в снах иногда с ним общался, когда и совета богословского спросит и про воспитание детей подокучает…

Всё, заснул. Уф! Пора эту сказку записать, а–то забуду.

12–13.10.2006

Руки вымыли. Поели.

Посадили на качели.

– Расскажи мне сказку, папа.

– А про что, сыночек, надо?

– А про зайку и про волка.

– Только чтоб не очень долго.

Глазки, сына, закрывай

И быстрее засыпай.

– У одного мальчика…

– А мальчик был маленький?

– Да как ты, годика три ему было…

– А как его звали?

– Так же, как и тебя, Илаша.

– А Фева у него была?

– Была, была, у него сестрёнка…

– А где она?

– В садике спит, тихий час у них, ты слушай, а не спрашивай и засыпай. У мальчика был шитый игрушечный Зайка, прямо такой как этот, что у тебя в руках. Очень мальчик любил Зайку, им ещё мама его в детстве играла, опытный был Зайка, со стажем.

– С чем?!

– Со стажем, это когда много–много работают и становятся мудрецами–умельцами в чём–либо. Зайка вот был умельцем–игрушкой. И кушал мальчик с Зайкой и спал в кроватке и в «Страну мелодий» на компьютере играл и телевизор смотрел, особенно мультики про зайчиков любили оба. Только Зайка грустил, когда видел других зайцев по телевизору и немного им завидовал, они могли прыгать и бегать, резвиться в лесу, щипать травку. И плакал. Только слёз его не было видно, он же тряпочный и водички в нём, ну ни капельки, а чтобы были слёзы, нужна вода в организме. Плач от этого только горше, ибо так и остаётся внутри, не выносится слезами наружу и всё нутро покрывается кристалликами плача, а носитель их считается кристальным.

Ночами, когда все укладывались после вечерней молитвы и десяти земных поклонов и засыпали под вечернюю сказку папы или мамы, Зайка не спал и грустил все ночи напролёт под боком у хозяина–мальчика. Он не умел спать, глазки–то у него не закрывались, ведь глазками у него были пуговки, а пуговки, как известно, не способны ни моргать, ни закрываться. Так уже больше сорока лет Зайка пребывал во все–денно–нощном (вседенощном) бдении. И это открыло в нём такую способность, какой не было ни только у мальчика, но даже у его папы с мамой – он видел всё, что происходит ночью в спальне у мальчика и его сестры, когда они спят.

Впрочем, спящий человек это тоже замечает – всё, что ему сниться, это смутная тень, тусклый образ, бледный отблик6 того, что происходит в действительности. Хотя эту реальность не увидишь, если проснёшься. И если кто–нибудь будет сидеть рядом со спящим, то кроме шумов на улице и сопения почивающих он ничего не услышит и не увидит, если хотя бы лет тридцать–тридцать пять не сомкнёт глаз или не будет носителем кристалликов плача.

Зайка видел всё и знал, что происходит с каждым из проживающих в этой квартире.

Зайка наблюдал, как открываются Небо и Недры и в комнату прилетают Ангелы и заползают или выскакивают Аггелы, располагаясь через одного вокруг каждого спящего и ждут. Из Ниоткуда приходит Голос или Мелодия, Речь или Мысль, точнее не скажешь и кольцо из Ангелов и Аггелов начинает вращаться. Из вращения льётся как–будто песнь под эту как–будто Мелодию, где описывается проведённый день спящего, его речи, желания и поступки. Со временем Зайка нашёл этому название: ежедневный частный суд, где высказываются свидетели и частный ежедневный приговор, когда, соединяя события дня во едино, Голос–Судья ставит заключительный аккорд, то, что Сам сочтёт недостающим в этот день. Хотя выглядело это как вычёсывание репейника и прочей лесной шелухи из шкурки–одёжки, но – СУД, так было забавней. После приговора Голоса Ангелы и Аггелы как бы аплодировали Ему и начинали нашёптывать в оба уха спящего этот приговор. И спящий видел тот или иной сон. Сон мог, как испугать, так и порадовать, мог рассмешить, а мог навести тоску или скуку. Ангелы и Аггелы не обязательно свидетельствовали: Ангелы о хорошем, Аггелы о плохом, нет. Но вот нашёптывали они полярно друг другу: Ангелы о Радостях Рая и о плаче о грехах, Аггелы – о саможаленье, безысходности и чрезмерных плотских утешениях и забавах, особенно во время поста. Во сне это всё воплощалось в образах. Мальчику и девочке снились, например, то волки (это воплощался шёпот Ангелов о раскаянии в непослушании родителям) то феи (изображался шёпот Аггелов о пристрастии к незаслуженным удовольствиям). Впрочем, одни и те же образы могли быть воплощением разных шепчущих сторон. Волк мог означать страх, навеваемый Аггелами потерять то, что никогда не было твоим, т.е. всего, ибо всё здесь даётся Вечностью на время. Или фея – могла изобразить слова Ангелов о милостях и любви Создателя к Своим творениям. Судя по тому, как человеческое сердце отзывалось на эти сны, можно было определить, кто нашёптывал и о чём. Нашёптывания, или сны, как уже стало понятно, были неким продолжением бодрственного состояния, как разбежался днём, так и покатился ночью – кто, что сделал и помыслил то во сне и получил, к чему склонялся сокровенный сердца человек, то сокровище и выкапывал. Оно могло и перепугать и нечаянно обрадовать. И, как накапливал человек весь день для сновидения, так ежедневными сновидениями человек накапливает для Вечного Сна, приходящего со Смертью, что, собственно, одно и тоже. Поэтому правы те, что говорят о воздаянии за грехи, мол, что посеешь, то и пожнёшь. Но, вот ещё в чём загвоздка: сегодня порадовал сон, например, шоколадку в пост покушал (толи навыкся, толи возгордился, вот и смиряет) и понимал во сне, что плохо, но ел и наслаждался, то такая радость горечью отрыгнётся в итоговом сновидении, если её не перекроет/омоет самоукорение, если было, в том же сне и по пробуждении. Плохо не то, что ел шоколадку, но то, что нарушил договор, обязательство не есть. Раз уж договорились, то надо соблюдать, а не увиливать.