Ребёнок и вообще человек, слабо различающий кислое от солёного, когда оно замаскировано под сладкое или горькое, не в силах, пробудившись дать трезвую оценку своего солдата–разведчика. Ребёнок или взрослый не осознающий – только ликует или огорчается и только с возрастом–мудростью начинает улавливать тонкий обман и иносказание в примитивных картинках. Так и мальчика совсем не интересовало, почему ему снился волк, хотя он больше любит зайцев, он их просто боялся и всё. А проснувшись, плакал и мечтал о настоящем, живом кролике. Но в течении дня очень часто бывало, что не в пример кротости зайцев–кроликов, на которых все мы бываем похожи, когда безобидны и ласковы, не слушался старших и страшно ругался, оспаривая у сестры очередную машинку, до которой ему и дела–то никакого не было, пока сестра не стала играть забытой под диваном игрушкой. И сестра в ответ не уступала в рычании и потому им обоим снились волки, хотя они оба больше любили зайцев и хотя папа говорил им, что волки добрые и никого просто так не кусают, но как санитары леса чистят лес. А чтобы не попасть им в пасть нужно иметь любовь и волки это чуют, ведь у них нюх, и они радуются как щенки такому человеку. И напротив, если кто боится, ведь страх только у тех, кто в любви не совершенен , то подаёт волку сигнал к атаке. У травоядных животных этот страх пропадёт окончательно, когда его не станет у человека; у домашнего скота, когда хозяева будут любить, а не употреблять их в пищу, и тогда хищники тоже будут жевать траву и лев будет играть с ягнёнком, а кошка, собака и крыса будут лакать молоко из одной миски. Папа рассказывал им, что с его животными так уже было, когда он был маленьким, хотя и ему снились страшные сны, но то были Аггелы в собственном своём обличие, не прикрытые аллегорией, которая стала появляться с возрастом.
Вот и Зайка наблюдал из ночи в ночь всё без прикрас, буквально и как мог, поправлял мальчика днём ради грядущей ночи. Сонному волку всего–то надо было отдать на растерзание жадность и обзавестись щедростью и Зайка самое большее, что мог, это приносить себя на растерзание руками самого же мальчика. То голова оторвётся у любимой игрушки, то лапа. Зайку от него прячут, чтобы не растрепал совсем до поры, когда время появится зашить. Мальчик опечалится, но этим навыкает прощанию с любимыми вещами и друзьями. А тут родители снова найдут время и подошьют голову. Мальчик опять рад, но и привязанность возрождается с пущей силой. И шёпот о волках снова звучит по ночам. В конце одной такой ночи Зайка не выдержал и взмолился ко Голосу сделать его живым зайцем (не знал он ещё тогда, что мальчику в эту минуту снится кролик, прогоняющий волка без ругани, но протягивая ему морковку, волк схватил морковку и убежал). Отвечал Зайке Голос:
– Подумай вот над чем: пока ты тряпочный да ватный ты будешь жить долго. А став живым не проживёшь больше пяти–семи лет, да и–то с особого благословения. Тебе уже сорок три, живые зайцы столько не живут.
– И пусть. Хочу прыгать, щипать траву, дышать, спать. Не хочу видеть и слышать ваши ночные оркестры.
– А с мальчиком остаться хочешь?
– Теперь хочу ответить, что нет, но если бы у меня был выбор остаться или уйти, наверное, я бы выбрал остаться.
– Будь по–твоему, Зайка.
– Только ли по–моему, Голос? Мне бы хотелось, чтобы это и Твоя была воля.
– Если честно, то если бы ты сегодня не попросил меня об этом, я бы сам сегодня же предложил тебе тоже.
