– «Плюмаж» нервно курит… – пробормотала Саша. – Хотя винтаж сейчас в моде.
Но это даже не винтаж. Это какое-то «до-новой-эры-аж». Будто какие-то заклинания произносят над вещами людей, которым исполнилось семьдесят. Приходят злые гномы и говорят: становись вся красивая одежда хмурой и уродливой!
Саша сгребла в большую спортивную сумку найденные кофты, нательное бельё, колготки – трикотажные и утеплённые. Взвесила сумку на руке: носила и потяжелее.
Что ещё нужно? Лекарства, подгузники, вставную челюсть Ольга передала сразу…
Саша набрала номер соцработницы – советчик сейчас не помешает: никогда прежде Саше не доводилось собирать вещи пожилых людей для переезда.
– Вы уже приехали? – раздался знакомый глубокий грудной голос. На заднем фоне в трубке слышался какой-то шум и пиканье прибора вроде того, что установлены на кассах в супермаркетах. – Я в магазине, но моя очередь ещё не подошла, так что сейчас вас проинструктирую. Лекарства я вам привезла, их надо раскладывать в специальную коробочку по ячейкам: утро, обед, вечер.
Саша слушала, хотя про коробочку ей всё было известно. Таблетки для Ульяны раскладывала прежде соцработница, и делала это по пятницам, поэтому как раз вчера Саша занималась раскладкой на следующую неделю. И знала, что таблетки Ульяна принимает от давления и для памяти. И что все запасы Ольга уже передала и следующую порцию надо будет покупать.
– Тонометр возьмите с собой, если у вас дома нет.
– Тонометра нет.
– И кружку Ульяна Васильевна очень любит – с лошадьми. Она может быть либо в мойке, либо рядом с раковиной на полотенце, либо прямо на столе.
– Ага, рядом с раковиной, – подтвердила Саша, переходя на кухню. Немытая. На дне присохли остатки кефира или йогурта.
– Остальное вроде всё я и так передала…
– Спасибо вам большое, – Саша отсоединилась, не без труда вымыла чашку, завернула её в полотенце и положила в сумку к одежде.
В поисках тонометра Саша заглянула в маленькую комнату: ни в большой, ни на кухне прибор для измерения давления ей не попадался.
В маленькой комнате оказалось уютно. Окна зашторены. У окна – письменный стол с тяжёлой лампой на деревянной столешнице и плоским абажуром из толстого матового стекла. Вдоль стены тахта, в изголовье которой примостилась низенькая деревянная тумбочка. На тумбочке – фото в рамке: неизвестный Саше мужчина, женщина, чьи черты кажутся теперь знакомыми, и… она сама! Саша! В детстве. Уж себя-то маленькую Саша представляла неплохо – по фотографиям из родительских альбомов.
«Значит, это Ульяна и Алексей», – подумала Саша, нарочно дистанцируясь от неизвестных родственников и не называя их в мыслях бабушкой и дедушкой.
Ничьих фото в доме больше нет. Во всяком случае, на виду. Только её, Сашино. Она сидит у Алексея на коленях, а Ульяна стоит у них за спиной. Саша не кривится, не капризничает, смотрит в объектив, лица у всех серьёзные и сосредоточенные, как нередко бывает на постановочных фото.
Отчего-то Саша вдруг представила, как живёт здесь, в этой квартире, а если точнее – то прямо в этой вот комнате. Как зажигает по вечерам настольную лампу, распечатывает новый текст и правит его одним из карандашей, обнаружившихся в стаканчике на столе. Они все оказались ломаными, но ведь заточить не проблема, как не трудность и привезти принтер, которого в этой квартире, разумеется, нет. Она поставила бы принтер на тумбочку, а на стол – ноутбук. Фотографию придётся немного подвинуть или переместить на крышку принтера. А в соседней комнате будет жить Ульяна. Тихо станет сидеть у окна – так же тихо, как сидит, должно быть, прямо сейчас в квартире Слитных. Будет сидеть и смотреть на падающий снег, на играющих во дворе детей, на хоккеистов-любителей, расчищающих лёд на пруду. Саша спокойно будет работать, потом прервётся, заглянет в комнату к Ульяне Васильевне, предложит чаю. Та даже перестанет спрашивать:
