– Ниче се умеренно! – Назаров присвистнул, открывая неприметный ящик шкафа. – Что это?
– Коллекция советских серебряных пудрениц-ракушек из первой партии Ленинградской ювелирно-часовой фабрики, – Банин был явно ошеломлен, держа одну из них. – Здесь клеймо со звездой. Такие ставились в СССР с тысяча девятьсот пятьдесят восьмого по тысяча девятьсот девяносто четвертый год. Изделия такой чистоты не выпускают давно. Разве что с рук или в антикварных магазинах можно купить, но дорого… И почему они в таком идеальном состоянии? Даже золочение на месте.
– Потому что, – Озеркин открыл бережно хранимый хозяйкой красный диплом, – Свалова была в галерее не только экскурсоводом, но и реставратором. Училась после филфака в художественном училище заочно.
– Эти пудреницы того стоят, – зачарованно прошептала Папка, проводя кончиком пальца по металлу, обрамлявшему бледный пластик. Она сделала фото миниатюрных кремово-розовых пластиковых раковин морских гребешков и загрузила их в Сеть. Гуров с интересом отметил в девушке, буквально похоронившей неплохую фигуру в безразмерной толстовке и шароварах-джинсах, не только профессиональный, но и чисто женский интерес. – Ого! На Авито такую за три с половиной тысячи продают. Но зачем их столько? Они же пустые. – она открыла зеркальце и провела пальцем по гладкому углублению под ним.
– Все проще некуда, – Озеркин взял с тумбочки бережно сохраненный Сваловой номер глянца, со страниц которого мечтательно улыбалась Анджелина Джоли. – Кто бы мог подумать? Скромная сотрудница музея держит равнение на королеву роковых голливудских див!
– А что, Анджелина тоже коллекционирует продукцию Ленинградской ювелирно-часовой фабрики? – Назаров с кислым лицом передвигал вешалки в шкафу. – Во всяком случае таких нарядов я, слава богу, на ней не замечал.
– По словам актрисы, – начал читать Озеркин, – ее ранние воспоминания о матери связаны с Guerlain. Маленькая Анджелина наблюдала, как мать наносит макияж, рассматривая пудреницы с вензелем парфюмерного дома. Узнав об этом, представители бренда прислали ей подарочную коробку с пудреницами, которые могли быть у ее матери.
– Что здесь такого? У Дюма в «Королеве Марго» Генрих Наваррский тоже вспоминает мать, пока его любовница наводит марафет, – пожал плечами Банин.
– А то, что хитрые французы соорудили отличную легенду бренда из национальной литературы для объяснения, что в их рекламе делает Лара Крофт, – Папка показала на прикрепленную к зеркалу Сваловой страницу из журнала. На картинке задумчиво брела по лавандовому полю Анджелина Джоли.
– Это, – в голосе Банина послышалась ностальгия, – их с Питтом поместье в Провансе. Вокруг виноградники, старейшие шато, потомственные виноделы, лавандовые поля…
– Кто будет думать про лаванду, когда рядом Анджелина Джоли?! Пусть Джоли хоть по картошке в мешке среди колорадского жука гуляет! – Назаров приложил к себе весьма откровенное платье жертвы. – Какая разница?!
– А такая, что подобные лиловые волны, – Банин кивнул на картинку из журнала, – образует не лаванда, а лавандин. Гибрид дикорастущих сортов Прованса. Его кусты имеют как раз такую округлую форму…
Назаров закатил глаза:
– Все понятно!
– А у жертвы, – продолжал Банин, – под окном растет лаванда узколистная. Засушен, – он показал на тонкую вазочку с полки, – тот же сорт.
– Как это опровергает мысль, что жертва, несмотря на художественный вкус, – Озеркин протянул шипящий звук, подражая гусенице из советского мультфильма «Дюймовочка», – была глуповата, мыслила по-мещански, но хотела жить красиво?
