След крови. Шесть историй о Бошелене и Корбале Броше - страница 49
– Темно-зеленая бутылка, да, Риз? Без украшений, с продолговатым выпуклым горлышком?
– Ну да, она самая…
– В следующий раз… – выдохнул Бошелен, и его лицо обрело красноватый оттенок, какого Эмансипор никогда еще не видел, – в следующий раз, пожалуйста, берите любую из бутылок с черепом…
– Но хозяин…
– Это кровавое вино, Риз, причем самого смертоносного сорта: предупреждением служит форма горлышка. – Он потянул себя за кольчугу, будто у него внезапно заболел живот. – Предупреждение… о боги! Даже тоблакайская девица рассмеялась бы! Вон отсюда, Риз! Убирайтесь!
Капитан Сатер смотрела на них, ничего не понимая.
Забрав меч, Эмансипор Риз бросился к двери и распахнул ее. Когда он шагнул за порог, Сатер попыталась последовать за ним, но Бошелен молниеносно метнулся к ней, схватив одной рукой за шею:
– Только не ты, женщина!
Его скрежещущий, почти звериный голос невозможно было узнать.
Сатер пробовала было нашарить свой меч, но Эмансипор услышал жуткий треск разрываемой кожи и пряжек, а затем слабый женский вскрик…
Эмансипор стремглав выбежал в коридор, захлопнув за собой дверь.
Из каюты донеслись глухие удары, шорох сапог о пол, еще один приглушенный крик.
Эмансипор Риз облизнул губы, – похоже, в последнее время ему приходилось делать это довольно часто.
«Кровавое вино… где я раньше слышал это название? Хозяин что-то говорил про тоблакаев, великанов-варваров. Ну да, древесный сок, смешанный с вином. Вполне логично».
Из-за двери теперь слышались ритмичные поскрипывания и толчки, сопровождавшиеся женскими вздохами и мужским ворчанием.
Моргнув, Эмансипор уставился на меч, который держал в руках. Длинный, двуручный. Круглая головка эфеса из серебра и оникса, тяжелая и блестящая, будто от влаги.
Сквозь прочную дубовую дверь доносились отчаянные крики и стоны.
Вновь вспомнив то бутылочное горлышко, Эмансипор еще раз взглянул на рукоятку и эфес меча.
«Один глоток? Всего один? О боги!»
– Слышала?
Пташка Пеструшка, прищурившись, взглянула на Густа Хабба:
– Что?
– Вода льется. Похоже, у нас пробоина!
– Ерунда. Мы бы это почувствовали. Да мы бы тут уже по колено в воде бродили, клянусь языком Маэля! Никакой пробоины нет, Густ, так что лучше заткнись!
Они переговаривались шепотом, оба понимали, что лучше особо не шуметь, пока Хек Урс пробирался в сторону гальюна в поисках того, кто недавно кричал, возможно рискуя обнаружить останки несчастного придурка или, еще хуже, лишь несколько липких, воняющих мокрых железом пятен.
– Я слышу воду, Пташка, клянусь. И еще щелчки и стоны – боги, они меня с ума сводят!
– Проклятье, да успокойся ты уже!
– И взгляни на те гвозди – те новые… смотри, как они потеют красным…
– Это всего лишь ржавая вода…
– Ничего подобного…
– Да хватит тебе. Смотри, Хек уже у гальюна.
Этого оказалось достаточно, чтобы Густ Хабб замолчал. Рядом с присевшей на шедший вдоль киля центральный настил Пташкой слышалось лишь его быстрое дыхание. Оба напряженно всматривались в покачивающийся круг света от фонаря в полутора десятках шагов впереди. Черная покосившаяся дверь приоткрылась, и силуэт Хека Урса заслонил свет.
– Смотри! – прошептал Густ. – Он заходит туда!
– Смельчак, – буркнула Пташка Пеструшка, качая головой. – Мне стоило бы выйти за него замуж.
– Не такой уж он и смельчак, – заметил Густ.
Она медленно повернулась к нему, доставая нож:
– Что ты сказал?
Густ Хабб, даже не почувствовав опасных ноток в ее голосе, лишь указал головой вперед: