– А оно где?
– В центре, в районе площади Борьбы.
– Нет. Сами пусть приезжают, как соскучатся, – решительно запретил Яковлев.
Между тем Катерина Введенская, используя то самое кумовство, которое горько обличал муровский лейтенант, наведалась к Кольке в то же утро после происшествия и была допущена.
Он, уже «стерильный и обработанный», лежал на койке, глядя в потолок и закинув руки за голову, а Оля Гладкова, неузнаваемая в белом халате, в косынке, читала ему некую увлекательную книжку.
Катерина, попросив ее выйти, детально расспросила о происшедшем, потом решила, что кое-что надо уточнить.
– Ты хорошо знал Маркова?
– Как всех.
– Ссорились?
– Я не баба, чтобы ссориться, – проворчал Колька, – а представитель администрации и воспитатель. А их не воспитывать, их драть надо, потому что в большинстве своем это не ученики, а чурки неотесанные.
– То есть ты утверждаешь, что все слишком плохо?
Колька сначала замямлил – «ну не так чтобы, но все-таки», а потом твердо заявил:
– Плохой набор, Катерина Сергеевна! Плохой! Я не знаю, что вообще из них выйдет и чем там эти, в приемнике, занимаются. Направили к нам таких, что им место лишь в колонии. Вот я уверен, что они где-то да наследили, а им ручки вымыли, носик высморкали и отправили к нам – учите, мол. А оно-то, гнилье, обязательно вылезет. Приемщики-распределяльщики!
– Коля!
– Что Коля? Скидывают на людей разного рода заваль, а люди ни сном ни духом, что за ними глаз да глаз нужен, – а теперь вот, мы же и виноваты.
– Училище никто не обвиняет, – успокоила его Катерина, – как раз педагогический состав, если ты о нем, ни в чем не виноват, этого никто не говорит.
– А кто виноват? – требовательно спросил он.
– Тут небольшая сложность… но мы к этому еще вернемся. Итак, ты говоришь, что из дэпээр в училище отправили негодный народ, которому место лишь на каторге.
– Так и говорю.
– Но ведь при приеме оформляются и изучаются медицинские документы, характеристики…
– Да что вы, Катерина Сергеевна, как маленькая! Написать-то что угодно можно!
– Но все-таки, Коля, если человеку, однажды оступившемуся, не давать никакого шанса, что же получится?
– Тогда предупреждать надо, что человек с особенностями. А то воспитывайте, мол, а потом вот такие вещи происходят.
– Случайность…
– Не было никакой случайности, к этому все шло, – решительно заявил Колька. – Этот самый Марков ни дисциплины, вообще ничего не признавал, цедил сквозь губу, вечно ходил, задрав нос.
– Ну это обычное дело в подростковом возрасте, – вставила Катерина.
– А еще потом «крысятничает» у товарищей, на людей кидается. И до кучи вот эта история. Хотите сказать, все случайность?
– Я предположила, что не исключена случайность, основываясь на отсутствии сигналов из училища. Если имели место такие вопиющие нарушения правопорядка, то почему не сообщали в органы? – тут же парировала Введенская.
– Ну… я не знаю, – смутился Колька, – может, не сочли нужным.
– В таком случае обвинять других в собственных недочетах нехорошо.
– Мои-то в чем недочеты?!
– Ну как же, Коля, ты же сам говоришь, что представитель администрации, мог бы сообщить о происшедшем… или запрещали?
Кто знает, умеет ли эта Сергеевна в шашки-шахматы играть, но обставила только что прямо ювелирно. И все основываясь исключительно на собственных словах.
Колька отступил на вторую линию обороны:
– Нет. Никто не запрещал, но было воспринято как рабочий момент.
