Мы с Сэмом познакомились еще в школе. Я, Макс, Рич и Джон постоянно задирали его. Его гребнем торчащие волосы не давали мне покоя! Насколько я помню, я шутил только над ним. Наши мамы ходили в один и тот же магазин по субботам, и после того, как моя мать возвращалась, я получал люлей, потому что Сэм вновь плакал из-за меня. Очень часто он врал на меня, а сам ныл из-за двойки, и чтоб хоть как-то оправдаться перед своей матерью, сваливал все на меня. Но это то, что касается начальной школы. В средней школе мы классом ездили в лагерь, и его так достали, что как-то утром к нам в столовую спустился лысый Сэм. Абсолютно лысый! У него интересная форма черепа. Я помню, вся очередь обернулась на него, ложки перестали стучать, и рты замолкли. А он шел мимо нас всех в наушниках, будто ничего не произошло. Тогда он думал, что обыграл нас всех, так сказать, поставил на место. Но после полного бритья его волосы стали еще жестче. Естественно, поводов для смеха появилось больше. Но как оказалось потом, нас с ним интересовала одна и та же вещь – медицина. Так мы оказались в одном институте и на одном факультете. Подавая документы в институт, мы были врагами, но заканчивали его в статусе друзей.
С тех пор прошло немало времени, и Сэм научился пользоваться гелем для укладки волос. Возможно, мои издевательства сделали из него перфекциониста. Теперь даже если захочешь к нему придраться – не сможешь, потому что не к чему.
Обычно, когда мы что-то делаем или говорим человеку, мы забываем подумать, какой эффект это на него произведет (кроме комплиментов и всякой мелкой лживой лести). Мы ведь просто выражаем свою точку зрения, свои мысли, в этом нет ничего страшного. И порой даже не подозреваем, какой именно комплекс подсыпаем в чай собеседнику. Особенно в детстве, когда человек слишком восприимчив к окружающей среде, когда хочется быть в нескольких местах одновременно, и все тебя так сильно волнует, интересует. Такой возраст называют возрастом почемучки – лет семь-девять. Самое время для ерунды, выражающейся в оскорблениях, которые кажутся смешными, обидных слов «жирный», «глупый» и так далее. Казалось бы, слова, сказанные в этом возрасте, не могут восприниматься всерьез, но тем не менее их сказал ребенок ребенку, поэтому не стоит даже надеяться, что бедняга пропустит оскорбления мимо ушей. Этого будет достаточно для первого уровня развития комплекса, который испортит всю его жизнь, что я и вижу перед собой пять дней в неделю.
Повзрослев, Сэми и сам осознал проблему густоты волос и, приняв это в себе, он нашел единственно верное решение проблемы, подойдя к ней серьезно и рационально. И теперь посмотрите на этого знающего себе цену парня. Может, преодолев свою неуверенность, которую приобрел благодаря мне, он и стал таким. Статным, подкаченным, с уложенными волосами женатым мужчиной. И все же, его комплекс всегда с ним, он тенью ходит за ним, глубоко засев в его голове. Каждое утро он, просыпаясь, смотрит на него в зеркало и по инерции протягивает руку к гелю для волос… Если посудить, своим отличным видом он обязан мне, но как-то уж это грязно звучит. Иногда я правда жалел о том, что задирал Сэма, вспомнив какие слова говорил ему вслед, когда тот бежал по школьному коридору, закрыв лицо руками. Но каким бы он был, если бы мы не смеялись над ним? Мужчиной средних лет с пивным животом, однодневной щетиной, невыспавшимся лицом, в вытянувшейся рубашке? Сплошное разочарование. Реальная версия Сэма мне нравится куда больше. Да и если бы мы каждый раз перед тем, как сказать человеку что-то, думали над его чувствами, то принять обет молчания было бы куда легче, чем пытаться понять мысли абсолютно каждого, с кем мы общаемся.
