– А что не так? – удивилась Зейнаб, – Мало ли кого я люблю! Я и Лао Дзы люблю, например, и что? Я обязана быть при этом даосом? И уж тем более, я совсем не готова строить церковь вокруг его идей! Поклонение богу вообще бессмысленно, как по мне.
– Почему? – спросил я. Мне стало интересно, куда она клонит.
– Да потому, что для поклонения нужен предмет, объект. Идол, в конечном итоге. То есть, чтобы поклоняться, нужно сначала определить, что такое бог? А это, как уже договорились буквально все – понятие неопределимое принципиально. Все эти «высшие силы», «абсолют» и тому подобное – уже определение, а потому все это уже заведомо не бог. Следовательно, каков смысл этому поклоняться? Даже этот дурацкий «бородатый старик на облаках» – как ни странно, ближе к истине, чем все эти попытки определить бога всякими другими синонимами. Здесь он хотя бы просто символ. А ведь именно символы лежат между нашим сознанием и «мыслями» окружающего мира. Ты согласен?
– Ну, в чем-то да. – Ответил я неуверенно, – Однако, краеугольный вопрос остается: бог есть или его нет?
– О нет! Тут у тебя сама постановка вопроса неверна, как мне кажется. Это тоже самое, как сказать: «Гром темный или же пахнет свежестью?»
– Не понял…
– Знаешь, я больше не буду повторять «на мой взгляд», ладно?
Я кивнул.
– Так вот: определение бога также бессмысленно, как и поклонение ему. Вот, например, когда собираются темно-синие тучи, весьма вероятно, что грянет гром и затем запахнет свежестью. И мы следуем этому своему чувству: кто-то раскрывает окна навстречу этой свежести, а кто-то наоборот – закрывает, боясь, что ливень захлестнет в комнату. Идея общения человека с миром – не поклонение чему либо, а следование ему. Для того, чтобы следовать за «помыслами божьими», существует множество языков, но это ты уже понял, по-моему, иначе как бы ты в своей астрологии продвинулся?
Я снова кивнул.
– Так что насчет Инги, ты готов? – Перескочила вдруг на другую тему Зейнаб. – Она мне, кстати недавно письмо прислала, приглашала приехать на бдение.
– А к чему именно я должен быть готов?
– Ну, как к чему? К тому, чтобы участвовать в бдении… – ответила Зейнаб немного удивленно.
– Я понятия не имею что это такое. Расскажи сначала, что там к чему… А вообще, Инга… интересное имя… В нем словно бы горят костры викингов…
– Верно, она как раз откуда-то оттуда… Точнее, родилась то она здесь, но лет в семь вдруг стала говорить на каком-то непонятном языке. Ее тогда, к слову, еще звали Леной, если я не путаю что-то. Родители, говорят, тогда всполошились не на шутку. А когда она стала называть себя Ингой, и требовать, чтобы так ее называли все окружающие, мама, понятно, первым делом –отвела ее к психиатру… Но, слава богу, там был один нормальный доктор. Хм… почти каламбур получился, – она улыбнулась и продолжила, – В общем, он позвал какого-то своего приятеля – лингвиста или кого-то в этом роде, на консультацию… И оказалось, что Инга говорит на одном мертвом диалекте не то норвежского, не то лопарского. Те за голову схватились: специалистов по этим языкам в мире всего-то пара-тройка человек. Они ради эксперимента научили ее руническому письму. Она эти знания схватила на удивление быстро, и затем растолковала им несколько древних текстов, по поводу которых до сих пор все головы ломали…
– Надо же… – удивился я, – Она и сейчас говорит на том языке?
