– Эй, с тобой все нормально? – спросила Зейнаб немного испуганно, – Ты словно исчез куда-то… Даже, кажется, сердце замедлилось раза в два… Часто с тобой такое?
– Да нет… – ответил я, пряча блокнот, и прогоняя странное видение, – Задумался просто…
***
Через пару дней Зейнаб велела мне собираться. Я, собственно, готов в любой момент – мой рюкзак всегда собран, так что мы на другой день просто сели на «метеор» и поплыли аж до самой Припяти, а после еще часа два, кажется, до какой-то богом забытой пристани. Остановка, на которой мы соскочили длилась не более минуты, поскольку высадились там только мы с Зейнаб, матросы даже не бросали концы на причал, да и кому бросать? Причал был пуст. В общем, они просто проложили дощатый трап, и поддерживая нас, помогли выйти. После они также ловко затащили трап обратно, и «метеор» тотчас же рванул вверх по течению.
Пристань, на которую мы ступили… Собственно, «пристань» – это слишком громко сказано. То была небольшая будка, установленная на ржавых бочках-понтонах, и дощатый настил, ведущий от нее к песчаному откосу на правом берегу. Вся эта нехитрая конструкция раскачивалась на волнах, словно какая-то лодочка, отчего доски скрипели и даже повизгивали. В этой будке с торчащей ржавой трубой от буржуйки, видимо, и обитал вахтенный начальник и он же при необходимости продавал билеты.
Начальником этим оказался довольно странного вида тощий субъект, обросший не менее, чем трехдневной щетиной. Он вышел к нам из будки, когда мы уже ступили на берег. На нем висели, как на вешалке изрядно засаленные темные в мелкую полоску штаны, заправленные в кирзовые сапоги. Очевидно, штаны те (брюками их назвать было уже сложно) когда-то составляли часть неплохого костюма.
Из красной клетчатой ковбойки торчала голова на тонкой шее, из которой выпирал внушительного вида кадык. Единственное, что отличало начальника пристани от прочих штатских – такая же засаленная капитанская фуражка, нахлобученная на самый затылок. Глаза субъекта все время бегали, словно он поминутно ожидал оплеухи.
– Рыба не нужна? – спросил он вдруг без всяких предисловий, когда «метеор» уже скрылся за поворотом реки.
– Какая еще рыба? – не понял я.
– Ну какая… щука есть, судак тоже. Пару лещей.
– Нам нужна рыба? – спросил я у Зейнаб.
– Нам ехать еще часа три не меньше… А так неплохо бы, чтоб не с пустыми руками явиться.
–У вас соли не найдётся рыбу присыпать? – спросила Зейнаб у «капитана» пристани, – А то нам еще ехать долго.
– А как же! Все сделаем! И кулек целлофановый дам! – пообещал субъект и тотчас убежал к себе в будку. Вышел он оттуда буквально через пару секунд со щукой в одной руке и приличных размеров судаком в другой:
– Вот видишь! Жабры красные еще! – капитан оттопырил жабры на одной рыбине, а после и на другой.
– И сколько хотите за них? – спросила Зейнаб, явно намереваясь поторговаться.
– Да за тридцатку отдам! – обрадовался капитан.
– Ага… Пошли отсюда, – сказала Зейнаб мне и повернулась, чтобы идти.
– Ну сколько дашь? – почти взмолился небритый обладатель капитанской фуражки.
– Двадцатку! – сказала Зейнаб злорадно.
– Нет, ну, хозяйка… Это ж даже на бутылку не хватит! Давай хоть за двадцать пять!
– Ладно, – согласилась Зейнаб, – соль только принеси.
Субъект метнулся в свою будку и вернулся с пачкой крупной соли и большим прозрачным полиэтиленовым пакетом. Зейнаб взяла у меня нож, положила рыбу на доски пристани и затем лихо вырезала жабры. Скинув их в воду, она также ловко, практически одним движением, вспорола рыбьи животы и выбросила в воду внутренности. Через минуту рыба была уже просолена и упакована, двадцать пять гривен отданы и все, в общем, остались довольны. Я положил рыбу на дно рюкзака, и мы стали подниматься вверх по склону: берег тут был очень крутой, хотя, местами и укреплен вбитыми бревнами.
