– И я этому очень рада, Джени.
– Мам, что происходит? Ты никогда не говоришь о смерти.
– Ой, это просто такая фигура речи, – отмахивается мама, пытаясь встать.
Но я не двигаюсь с места.
– Мам, мы не врем друг другу, помнишь?
Она тяжело моргает, виновато поджимая губы. Над нами повисло тяжелое, гнетущее молчание, от которого больно давит в груди, а в ушах стоит такой звон, будто моя голова превратилась в тревожный колокол.
– Похоже, мне не избежать операции на открытом сердце, – сдавленным голосом произносит мама, и я вижу, как ее глаза наполняются слезами.
Почти всю ночь я провела на медицинских сайтах, читая научные статьи о мамином диагнозе, а также на форумах, пытаясь понять, как проходит реабилитация людей, которые уже прошли через это.
Пять лет назад она чуть ли не за руку водила меня от одного врача к другому, точно я была маленьким ребенком. Сегодня мой черед позаботиться о ней и снять с ее плеч эту тяжелую ношу.
Однако, когда утром мне звонит Кевин, я будто очнулась от одного тревожного сна, чтобы с головой уйти в другой.
Его обещания сделать все, чтобы закрыть дело художницы до конца этой недели, не были пустыми словами, Кевин действительно вознамерился доказать мне свою правоту: это убийство не является частью серии, его совершил… и на этот раз под подозрением оказался Ари Бойд – бывший сожитель Линды, который не раз поднимал на нее руку и которому она, по всей видимости, посвятила большую часть своих гротескных работ с блюдцеглазыми существами.
– Если я приглашу тебя за стекло, молчаливым свидетелем моего триумфа, это поможет тебе решиться? – спросил Кевин, продолжая настаивать на походе в ресторан.
Ужинать с ним вторую пятницу подряд – плохой знак и потакание его несбыточным мечтам, но вот оказаться за стеклом допросной и хотя бы одним глазком взглянуть на этого Ари всерьез хотелось.
– А что, если это будет не ужин, а обед? Давай после твоего триумфального допроса сразу это и отметим, – я сделала ему встречное предложение, стараясь вложить в голос все свое радушие.
Кевин согласился, хотя и без особого энтузиазма. И вот теперь, два часа спустя, занимая свое место за фальшзеркалом, я беспокоюсь только о том, что смогу выжать из допроса человека, которого заведомо считаю непричастным как к убийству Линды Саммерс, так и остальных женщин.
И все же, стоя у стекла, я наблюдаю, как в комнату для допросов входит худощавый, немного сутулый мужчина с седыми длинными волосами, собранными в лохматый хвост, в черной объемной куртке. Не думаю, чтобы он был в этих стенах впервые, судя по тому, как твердо ставит ногу, как уверенно смотрит перед собой, не шаря взглядом по периметру комнаты. При этом он явно нервничает, его неуверенность выдают круглая спина, немного задранные плечи, точно он пытается вдавить в них шею, а вместе с ней и голову, и, разумеется, заискивающая улыбка, с какой он смотрит на Кевина, когда они садятся за стол. Но это, скорее всего, просто одна из масок, которую он умело использует в жизни.
– Когда ты видел Линду Саммерс в последний раз? – начинает беседу Кевин.
– Да как тут вспомнить? Давно. Расстались же мы. Надоела она своим нытьем. Знаешь, есть такие бабы, им лишь бы жаловаться на все, ныть, – я была уверена, что Ари начнет юлить и лебезить, он же решил пойти другой дорогой. – А вот Поля – классная. Она все делает как надо и с первого раза все понимает.
