Кевин нехотя отпускает его, и я вижу, как Ари Бойд беспрепятственно выходит за дверь допросной.
– Он не убивал Линду Саммерс, и ты это знаешь, – говорю я в микрофон, и Кевин поворачивается ко мне, с досадой глядя в фальшзеркало.
* * *
По коридору постоянно курсируют полицейские: кто-то только вернулся с выезда, кто-то с обеда, кто-то просто вышел из кабинета, чтобы размяться.
Я пообещала Кевину сходить с ним на обед, потому приходится сидеть и ждать его, стараясь не встречаться с полицейскими взглядом. Среди них может оказаться тот, кто работает здесь больше пяти лет, а значит, вероятно, был знаком со мной, как с подающей надежды стажеркой ФБР. Сегодня все это уже кажется таким далеким и нереальным, и все же…
– А я тебя знаю! – неожиданно громко звучит мужской голос, и я ловлю на себе чей-то взгляд. Концентрирую внимание на пуговице своего пальто в надежде, что он обращался не ко мне, в надежде, что он просто пройдет мимо. – Ты же эта ведьма из Бруклина, да?
Он подходит ближе, настолько, что меня начинает тошнить от запаха жаренных сосисок и соуса барбекю.
Я поднимаю голову, с вызовом заглядывая ему в лицо: над правым глазом густая черная бровь с аккуратным ровным шрамом, точно он получил его не в драке, а специально надрезал для усиления своей животной харизмы, тонкие губы, разъехавшиеся в издевательской ухмылке, ямочка на подбородке, сглаженная ровной щетиной. Он не кажется мне знакомым.
– Ну точно! Я же говорил, это она.
Двое мужчин, что стоят рядом с ним, улыбаются, разглядывая меня, словно зверушку в зоопарке. Становится противно.
– Это про которую Норт рассказывал? – внезапно спрашивает один из его дружков.
– Ну, а кто же еще? Горе-профайлер, которого выкинули из ФБР за профнепригодность. Сначала наберут всякую шваль, а потом расхлебывай.
– Все сказал? – с вызовом говорю я, скрещивая руки на груди.
– Где твои лохмотья? Ты не стесняйся, ходи, как душа велит!
– Что еще про меня знаешь?
– Звездой себя возомнила?
– Лучше быть звездой, чем петухом, не думал об этом?
Он прокатывает языком по внутренней стороне щеки, точно пробует на вкус неизвестное блюдо. Однако, когда смысл сказанного достигает его задетого самолюбия, он мгновенно меняется в лице.
Эти секунды я наблюдаю, как замедленные кадры кинофильма: улыбка сползает с лица, он раздувает ноздри, глаза сужаются до щелок. Кисти превращаются в кулаки.
Он делает шаг вперед, нависая надо мной. Его зловонное дыхание перекрывает мне кислород.
– Что ты сказала?
– Что здесь происходит? – вмешивается Кевин, оттаскивая от меня верзилу. – Совсем ополоумел?
– Эта сука должна ответить за свои слова! Она…
– Еще раз назовешь ее так, и будешь иметь дело со мной. Пошел вон отсюда.
– А то что? Снова рожу бить мне будешь?
Верзила в упор смотрит на Кевина. Два прихвостня, ради расположения которых, скорее всего, и затевалась эта показательная порка, молча стоят на расстоянии, неуютно наблюдая за происходящим. Не думаю, чтобы они были готовы вмешаться, если того потребует ситуация.
– Кев, не надо, – прошу я, пытаясь встать между ними. – Он тебя провоцирует.
– А я все понял… – внезапно меняется в лице верзила, точно его действительно осенило. Его губы снова растягиваются в самодовольной ухмылке. – Теперь понятно, почему у тебя такая хреновая раскрываемость, с такими консультантами повышения тебе не видать как своих ушей!
Я не успеваю среагировать, как Кевин начинает размахивать кулаками, без разбора нанося удары по верзиле. Тот тоже не остается в долгу. В коридоре становится неожиданно душно, тесно и запредельно шумно. Я начинаю пятиться, пока не упираюсь в какую-то стену. Последнее, что я вижу, это Кевин валит верзилу на пол. В голове – шум, обрывки фраз и диких оскорблений. Зажимаю уши руками, но продолжаю их слышать, все громче и отчетливее. Они звучат в моей голове и озвучены моим голосом. Закрываю глаза, и это я уже лежу на полу в своей гостиной, отчаянно сопротивляясь и уворачиваясь от ублюдка, который навалился на меня. Он выкручивает мне руки, запихав в рот какой-то вонючий кусок ткани, но я продолжаю орать и звать на помощь.
