Сломанный мир - страница 31

Не стоит забывать, у этих людей под слоем внешних заимствований из Юйгуя – своя культура, не похожая ни на юйгуйскую, ни тем более на чхонджусскую. Сложно будет найти с ними общий язык.

После ужина Гэрэл походил по дворцу, присматриваясь к его обитателям, но в том павильоне, что был отведен для гостей, ничего интересного не было, а соваться в другие помещения без повода было невежливо и попросту опасно.

Затем он отправился гулять по саду. Сад выглядел не таким правильным, как юйгуйские парки, здесь беседки, дорожки и мосты были расположены с продуманной небрежностью. Смеркалось, и в саду один за другим начали зажигаться бумажные фонари, похожие на огромных светлячков.

Побродив какое-то время по саду, он неожиданно снова увидел императора.

Император отдыхал в одной из беседок – пил чай. На нём было сине-фиолетовое, цвета сумерек, домашнее одеяние, гораздо более простое, чем парадный наряд (хотя, по мнению Гэрэла, всё равно чересчур неудобное и излишне роскошное; рукава чуть ли не до самой земли – как крылья…). Неподалеку от него стояли несколько слуг, таких бесшумных и собранных, что, несмотря на кажущееся отсутствие оружия, было сразу понятно – это телохранители. Волосы Юкинари, освобождённые от кос и множества заколок и шпилек, были перехвачены простой шёлковой лентой. Чтобы выпить чаю, императору снова пришлось убрать с лица это злосчастное покрывало. Сейчас, в одиночестве, его лицо было грустным. Гэрэлу вдруг подумалось, что за двадцать с небольшим прожитых лет этому юноше нечасто приходилось видеть радость.

Он хотел тихо уйти, но его присутствие не осталось незамеченным.

– Вы ведь не убивать меня пришли?… – сказал император на юйгуйском и усмехнулся.

Гэрэл поспешно поклонился, почти что испытывая неловкость за меч в ножнах у своего пояса.

– В таком случае разрешите угостить вас чаем, генерал. Я приглашаю вас, прошу, сядьте и чувствуйте себя свободно.

– Это будет большой честью для меня, – ответил он тоже на юйгуйском.

Так странно – язык, чужой для них обоих, стал ниточкой, которая протянулась между ними.

Впрочем, чужой ли? Гэрэл в очередной раз подивился, как естественно звучит в устах императора юйгуйская речь.

Он еще раз почтительно поклонился Юкинари, отстегнул ножны, отложил их подальше (преступная неосторожность, но у него точно не было права их оставить) и присел за чайный столик напротив императора.

Один из слуг неслышной тенью скользнул в темноту сада, через несколько минут вернулся, поставил перед Гэрэлом вторую чашку и наполнил ее.

До него донёсся нежный сливочный аромат темного, хорошо прожаренного улуна. Хороший чай он не пил уже лет сто. Фарфор был таким тонким, что золотистая жидкость просвечивала сквозь него. Красивая чашка; в Чхонджу таких делать не умеют. В Юйгуе – конечно же, делают, но чашка, сделанная юйгуйцами, была бы наряднее – пестрее, с затейливым рисунком, с позолотой. А тут – однотонный темно-синий фарфор, неброский рельефный узор – листья и травы. Чашка для осеннего времени, и чай тоже осенний. Учитель Лин говорил: зимой пьют черный чай, весной – цветочный, для лета есть звонкие, холодные зеленые чаи, а ароматный дымный улун – для осени, для раздумий…

Он молча глотал чай, император так же молча сидел напротив, положив подбородок на сплетённые пальцы, и смотрел на него так же, как при первой встрече: с глубоким, искренним, серьезным интересом. Обоюдное молчание почему-то не напрягало, казалось естественным, но тем не менее – так долго молчать было неприлично, и Гэрэл стал подыскивать тему для приятной светской беседы. Для начала нужно было хотя бы извиниться за то, что нарушил вечернее уединение Юкинари; это он и сделал.