Случайная мать - страница 22
— Но зачем же резать, Евочка? — улыбается Ильин. — Мы просто подберём вам скромную причёску. Не знаю, как это называется, ну когда всё натянуто на макушку и вместо волос, вот тут, — хлопает он себя по голове, — блямбочка.
— Гулька.
— Точно, — ещё шире улыбается Ильин, разговаривая с особой, подчеркнутой нежностью. — Совсем как у Оксаны, помощницы матери. Ей понравится.
Уверена, моё лицо искажается, и трясущимися от злости руками я перекладываю пакеты поудобнее. Ну я ему ещё устрою час расплаты, когда придёт время.
***
— Запомни, Настя, врать нехорошо. То, что делает папа, — это ложь во спасение. Твой папа не хочет, чтобы твоя бабушка заболела ещё сильнее. Заботиться о ней — это его непосредственный долг, как сына.
— Знаю, знаю, — отвечает она певучим голосом человека, которого всё достало.
Мы с Настёной стоим наверху шикарной центральной лестницы. Я одета всё в ту же длинную широченную юбку и нежно-голубую блузку с отвратительно пышным жабо и рукавами-фонариками. Настя в розовом платье с оборками и с огромными, такого же цвета, бантами.
— У меня от колготок всё чешется. — Поднимает Настёна ногу и начинает чесать вторую носком туфли.
— Тебе, по крайней мере, глаза на лоб не натягивали. — Медленно поворачиваюсь, и, чтобы взглянуть на свою подельницу, мне приходится наклонить всю голову.
Хвост на макушке настолько тугой, что глаза стали слегка раскосыми.
— Зато моими бантами можно пол мести, если наклониться вот так. — Сгибается пополам Настёна, вызывая у меня приступ смеха.
Мы ржём вдвоём, когда внизу начинается суета. Прислуга носится по дому, и самая молодая горничная, пробегая мимо нас, кричит:
— Едут, едут!!!
— Помни, Настёна, ты обожаешь учиться и в возрасте пяти лет уже читала со скоростью сто пятьдесят слов в минуту.
— Чёт папа такого не говорил.
— Пусть думает, что ты у нас очень умненькая девочка.
Дверь открывается, и на пороге появляется очень худая пожилая женщина в тёмных очках.
С одной стороны её под руку ведёт Лев, с другой — та самая Оксана.
Она тоже худая и высокая, со строгой прической, в тёмном пальто, на носу у Оксаны очки, и смотрит она на нас с холодным интересом. Ну примерно так, как смотрят через стекло на человека, заражённого чумой. Жалко, конечно, но кто виноват, собственно? Надо было соблюдать дистанцию и обрабатывать руки антисептиком.
Оксанка молчит, мы с Настёной, взявшись с за руки, спускаемся вниз.
— Это моя жена, Ирина, — улыбается Лев.
Ко мне тянутся костлявые желтовато-коричневые руки, и я, широко улыбаясь, жму старушечьи пальцы.
Мы со Львом переглядываемся, он выглядит обеспокоенным и встревоженным, но по всем признакам очевидно, что маму он очень любит и уважает.
— Мне очень приятно быть замужем за вашим сыном. Это чуть ли не лучшее, что со мной случилось. — И спохватившись: — Ну после родов Настеньки, конечно же, но там мне пришлось помучиться, — и тихонечко смеюсь своей шутке.
Но, кроме меня, никто не смеётся. А Лео и вовсе смотрит исподлобья и очень серьезно, поэтому я замолкаю.
— А это наша дочь Анастасия.
Дочура у нас со Львом тоже с юмором, поэтому она присаживается в глубоком реверансе, а затем кидается обнимать бабулю, едва не сбив с ног. На сухом лице появляется нечто вроде улыбки. Я выдыхаю и, воодушевившись, решаю подсластить пилюлю:
— Настенька у нас замечательная. В то время, когда другие девочки гоняют на великах или рубятся в компьютерные стрелялки, Настюша наша читает книги, энциклопедии. Любимое увлечение — шахматы, она готова часами изучать партии, да не просто читать, ребёнок заучивает их наизусть, а потом разыгрывает с папой. С нашим замечательным Львом. А ещё у Настёны уникальная память. Однажды во время воскресного завтрака с нашими соседями, после воскресной проповеди, естественно, она за минуту перечислила всех чемпионов мира по шахматам в хронологическом порядке, а потом спросила, нужно ли годы и счёт назвать.