— Нянечка, вы понимаете, что с мужчиной нельзя так разговаривать?
Адону шагает ко мне. Его крупный кадык грозно дергается и Валерий оказывается неожиданно близко. Сейчас я могу рассмотреть его лицо и почувствовать запах. Приятный, кстати. Густой, с нотками чего-то очень мужского. Если я поддамся чуть вперёд, то уткнусь носом в его тёмную бороду.
— Меня убивать нельзя. — Опасливо отстраняюсь. — Помните, я, возможно, мать вашей дочери.
— Вы же утверждаете, что она не моя дочь. — Достает он ключи от авто.
— Да, ну а вдруг?
Я остаюсь на крыльце, а он, прежде чем уехать, делает ещё один звонок.
— Пётр, с Тоней беда приключилась. Она мне только что позвонила. Не смогу к вам приехать, в больницу еду, позже сообщу. Спасибо.
Он садится за руль, а мне становится стыдно. Адону заботится о своей женщине, а я его каблуком. Потираю вмиг озябшие плечи. Дура я, конечно, потому и одинокая.
3. Глава 3
Неделю спустя я нервно смотрю на часы, стараясь не психовать и не повышать голос на дочь. Стучу ногой по полу, истерично гипнотизируя стрелку на циферблате. Каролинка ест свою овсяную кашу очень медленно. Зачерпывает чайной ложечкой липкую жижу и неспешно пережëвывает, как будто гоняет по проселочной дороге на жигулях дедовской модели. Если мы опоздаем на автобус, то я не успею к Гошиному пробуждению, и Луизе придется умывать ребенка самой. А она это очень не любит. Почти так же, как надевать сыну шапку на прогулку или стричь орущему Гоше ногти.
— Каролинка, счастье моё, поторапливайся, пожалуйста, а то мама не успеет на работу. И ещё. — Начинаю кормить её сама, проталкивая ложку между губами малышки. — Юлия Вячеславовна просила меня вечером подойти в группу для важного разговора. Что ты опять натворила, радость моя?
Дочка расплывается в широкой, полубеззубой улыбке, устремив на меня дерзкий взгляд.
— Один беспесипивный кавалел вызвал во мне лаздажение, и я отлезала ему волосы.
У меня аж кофе комом во рту застревает, хотя технически это невозможно, напиток-то ведь жидкий. Закашлявшись, смотрю на дочь с подозрением.
— Так, стоп, — едва выговариваю я, захлебнувшись. — Какой кавалер? Откуда ты знаешь это слово? Бесперспективный?
— Беспесипивный, — деловито поправляет меня Каро, будто это я неправильно говорю, а не она.
Ей ещё пяти лет нет, а она уже ведёт себя как будто умнее всех. Совсем, как… Перед глазами встаёт ухмыляющийся фронтон Железного. Да ну прям. Глупость какая. Не отец он нам.
— Ладно, сейчас проблема не в этом, — зажмурившись, мотаю головой, пытаясь вспомнить азы науки управления гневом. — Чем ты отрезала пареньку волосы, и как вообще, — сглатываю треклятый кофе, — как ты до этого додумалась? И много ли отчекрыжила?! — верещу я. — Его шнурки, — поправляю себя, продолжая визжать: — Его родители подадут на нас в суд!
— Что такое сут, и что там нам дадут?! Конфеты, что ли? — зевает Каролина, заглатывая очередную ложку каши. — Отлезала во сне. Днём спать — фу. Сто непонятного? Ну у нас же есть ножЫцы с тупыми, — смеётся, — тупыми, как этот Егор, кАнцами.
Мне прям нехорошо становится. Живот пучит, и вообще.
— Каролинка, нас уже выгнали из предыдущего садика за то, что ты облила краской Арнольда.
Я еле сдерживаюсь, чтобы не отшлепать еë.
— Арнольд — он был беееее, — вытягивает дочурка язык, — лазмазня колоче.
— Каролинка, ты — бандитка!
— Я холощая девочка, всё?! — Подрывается она и начинает танцевать, дергая себя за косички.
