Случайный отец - страница 7
Демонически красивый и злобный как волк мужик в костюме смотрит на меня исподлобья.
— Я тоже не в восторге, что матерью моей единственной дочери оказалась невоспитанная хамка.
И опять он меня злит. У него талант выводить меня из равновесия одним своим присутствием. Встаю из-за стола. Выяснили — хорошо. Но больше мне здесь находиться ни к чему. Одно дело встретить мужчину, способного стать папой Каролинке, полюбить его, создать семью. И совсем другое — вот это. Получить в родственники диктатора с замашками Муссолини.
— Пффф, — делаю вертолётик губами. — Матерью ВАШЕЙ дочери? Родите со своей куклой десяток детей и оставьте нас с Каролинкой в покое.
Разворачиваюсь на каблуках, планируя покинуть помещение.
— Стой! — Хватает он меня за запястье.
Наши глаза встречаются. И до меня кое-что доходит.
— Все твои головастики умерли, так ведь?! И ты больше не можешь иметь детей?
Он щурится, а я широко улыбаюсь.
— Бинго!
***
— Сядьте, ешьте, а мне нужно подумать, — командует Железный, указывая на стул.
Мой темнобровый недруг и по совместительству новоявленный папаша нашей общей дочери хмурит лоб, почесывая переносицу своего орлиного носа и явно испытывая раздражение. Просто сюрреализм какой-то!
После подобных новостей мы оба, как говорится, не в своей тарелке. Наверху нехило прикололись, подтолкнув пробирку с икринками супостата Адону к моему цветочку. На земле четыре миллиарда мужиков, а мне достался, я извиняюсь, самый говнистый.
Лиходей Валерий щурится, играя бородатыми скулами и взирая на меня подчеркнуто угрюмо, будто я у него почку тайком вырезала. А я ведь, по сути, ничего плохого не сделала. Ну подумаешь, слегка остудила пыл его глупой как пробка женщины, так ведь она сама напросилась. Гордыня, между прочим, смертный грех.
Смерив меня очередным настороженно-мрачным ястребиным взглядом, Адону подзывает официантку. И, не особо балуя вниманием обслуживающий персонал, богатенький чертяка даёт девушке указание нести несколько блюд с труднопроизносимыми названиями. А я с недоверием кошусь на пустой стул напротив него. Вообще-то пожрать я люблю, ну то есть покушать, конечно же, изысканно, красиво, с ножом и вилкой. Особенно чужую еду, приготовленную профессиональным поваром с французской фамилией.
Ну и, кроме всего прочего, Ротшильд на минималках мне должен. Из-за него у меня сорвалось крайне перспективное свидание. Мой мохнатенький марабу... Недавно видела Илью на улице. Он не поздоровался и перешёл улицу, когда увидел меня. Тоже, видимо, скучает.
А Валерий-миллионщик мог бы поинтересоваться моим мнением насчёт выбора еды, а не тыкать в меню, используя исключительно свой капиталистический вкус. Вдруг у меня аллергия на лобстеров? Ну да ладно. Упаду с отëком Квинке, скрючившись на полу в неприглядной позе, — будет знать, как деспотично всё и всегда решать за несчастных женщин.
— Женское избирательное право, Валерий Германович, в России введено в начале двадцатого века, а сейчас уже двадцать первый на дворе. — Царственно опускаюсь на стул, как будто каждый день ужинаю с финансовыми воротилами.
— Это вы к чему сейчас, нянечка?
— Это я к тому, что тоже могла бы поучаствовать в выборе блюд.
Адону медленно поднимает голову и смотрит чёрными глазюками так, будто застукал меня за воровством булочек в школьной столовой. Мне даже неудобно становится.
— Увлекаетесь историей?
Открываю рот, объяснить, но Адону отвечает за меня, не дождавшись: