Читать онлайн Валерий Платонов - Служу слову

* * *

Слово о поэте

Если человек умеет рифмовать слова, это ещё не значит, что он поэт, и сочинения его – ещё далеко не поэзия.

«Быть поэтом – это значит то же,

Если правды жизни не нарушить,

Рубцевать себя по нежной коже,

Кровью чувств ласкать чужие души».

Так считал Сергей Есенин. И именно так становился поэтом Валерий Платонов – с «рубцами» на душе и с кипящей кровью в сердце.

Валерий Павлович родился в 1951 году на Нижегородчине, в семье провинциальной интеллигенции. После школы окончил военное училище и долгие годы служил в Советской, а затем и в Российской армии.

Зов поэзии, как доброе вино, созревал в его душе. Со своими стихами пришёл в литературное объединение «Электростальские огни», где не только обрёл друзей и единомышленников, но научился технике написания стихов. Валерий пишет о любви, о счастье, о патриотизме, пишет гражданскую лирику, не чужда и пейзажная лирика.

В 2011 году вышел первый сборник стихов «Медаль». В 2012 году – «Вдохновение». В 2015 году – «Чёрным по белому». И в октябре 2015 года Валерий Павлович стал членом Союза писателей России.

Ветеран Вооружённых сил РФ, офицер в отставке, жизнелюб, оптимист, неутомимый житель и неутомимый поэт Подмосковья.

Другие интересные подробности о поэте – в его стихах.

Виктор Воробьёв, член Союза писателей России

Опять

7 ноября 1941 г. в честь 24-й годовщины ВОСР на Красной площади состоялся парад

В ноябрьский день всё утро напролёт

В моей душе опять звучит кантата —

Я окунаюсь в сорок первый год

И хронику бессмертного парада.

Идут полки, я в напряженье весь,

Ведь по святой для русского брусчатке

И мой отец шагает где-то здесь,

Сержант и командир сорокапятки[1].

Держа равнение, прошли полки

Без тренировок – прямо с эшелона,

А дальше – бой и вновь шаги, шаги

До новых зорь седого окоёма.

Кто шёл с отцом – их, видимо, уж нет,

Давно и он отдал поклон планиде,

И, впившись взглядом в хронику тех лет,

Отца опять сегодня не увидел.

Очаг

Деревянный дом у речки,

Огород и баня,

Я любил сидеть у печки

И смотреть на пламя.

В нём увидеть можно было

Золотую рыбку,

Голубого крокодила,

Рака и улитку.

А сестрёнка, как малину,

Робко и несмело

Отковыривала глину

И за печкой ела.

В свете и уютной гамме

Лад с дыханьем вкуса,

Видно, помогала маме

Дом обставить муза.

Пироги, ватрушки с жару,

Лампа вполнакала,

И негромко под гитару

Пела и читала.

Для сестрёнки шила платья,

Я – дружок Валера,

И в наш мир и в наше счастье

Зло входить не смело.

Родник

В лесной глуши, среди берёз и сосен,

Там, где орешник свеж и полон сил,

Где день ветвями дуба укорочен,

Родник себе дорогу проложил.

Давным-давно, мой дед не помнил это,

Срубили сруб, установили крест,

И в жаркое засушливое лето

У родника я слышал благовест.

Сюда ходили бабушка и мама,

Места такие святы на Руси,

Чуть выше земляничная поляна,

Ну а грибов! Да хоть косой коси!

А ниже по ручью, в кустах сирени,

Вольготно и пичуге, и ежу.

Я подойду и преклоню колени,

Воды напьюсь и на траве лежу.

Служу слову

Шагая по Русской равнине,

Стихи и рассказы пишу.

Ведь как величайшей святыне

Я русскому слову служу.

От красок текущего века

На сердце то горечь, то сласть,

Но слово должно человека

Теплом и красой окружать.

Читаю. Стих слушает Логос[2],

Луна, поднебесная синь,

И хочется, чтобы мой голос

Запомнили Время и Жизнь.

То зной, то снега на равнине,

А я всё пишу и пишу,

Ведь как величайшей святыне

Я русскому слову служу.

Восторг

Идём, любуясь дивным светом,

Восторг в душе и словесах,

А журавли, прощаясь с летом,

Нам вторят в ярких небесах.

А осень, осень всё смелее,

Срывая голос с дивных нот,

Звенит, и спутница хмелеет

От перегруженных частот.

И стать, и лёгкая походка,

И блеск в очах, и огоньки,

И я навязчиво, но робко

Касаюсь трепетной руки.

И осязая, как от света,

Воспламеняется душа,

Мы входим споро в бабье лето,

А в осень жизни – чуть дыша.

Вдохновение

Высокой страсти не имея
Для звуков жизни не щадить,
Не мог он ямба от хорея,
Как мы ни бились, отличить.
А. С. Пушкин

Вулкан кипел в груди давно,

И вот он с силой

Из недр души прорвался, но

Не пеплом – лирой.

И поэтический поток

Пошёл со звоном,

Волшебной образностью строк

Я очарован.

В нём ритм и музыка стиха,

Как хвост за змеем,

Четырёхстопная строфа

И ямб с хореем.

Анапест, дактиль, вняв маршрут,

Уже в дороге,

Мужские, женские живут

В потоке слоги.

И амфибрахий руки жал

Коллегам летом,

Раскрыв души потенциал,

Я стал поэтом.

По строфам Блока

Вползи ко мне змеёй ползучей,
В глухую полночь оглуши.
А. А. Блок

Когда в душе растёт тревога

И бытовая шелуха,

Я, углубляясь в строфы Блока,

Сливаюсь с музыкой стиха.

На диво оживают строчки,

Звучит, как песня, плавно речь.

И вижу не слова и точки,

А «матовость покатых плеч».

Губами чувствуя дыханье,

Я пью его, как винный сок,

А воспалённое сознанье

Срывает с тела лёгкий шёлк.

Вот-вот взорвусь: кровь закипела,

Дыханье спёрло, дрожь в ногах,

Нагое трепетное тело

Обнять пытаюсь впопыхах.

И слышу в атмосфере жгучей

Крик поэтической души:

«Устами томными замучай,

Косою чёрной задуши».

О себе

За горой занималась заря,

Снег пушистый искрился,

Восемнадцатого декабря

Я на свет появился.

Маме было под тридцать уже,

А отцу почти сорок,

От войны боль утрат на душе

И убийственный морок.

Как сражались они на войне,

Знают совесть и вера,

В честь великого лётчика мне

Дали имя Валера.

Жили в школе. На классной скамье

Возрастал я степенно,

А потом появилась в семье

И сестрёнка Елена.

Возле школы сосна, а ветла —

На берёзу похожа,

Детским садом мне бабка была,

Да и дедушка тоже.

Помню, как-то уже по весне,

Когда трудно уняться,

Мама двойку поставила мне,

Дед пошёл разбираться.

Я не ведал ни горя, ни зла,

Ни хулы, ни обмана,

Самой близкой для сердца была

Мамка, мамочка, мама.

Милые женщины

Где торопливым, где медленным шагом

Следую я по тропе.

Милые женщины! Счастья и блага

Вашей желаю судьбе!

Если нежданно при радужном свете

На сердце явится новь,

Ваша звезда пусть по-прежнему светит

И согревает любовь.

Ну а когда вы столкнётесь с печалью,

То протяните ладонь,

Вашей душе сохранить пожелаю

Юности жаркий огонь.

Этот огонь защитит вас от мрака

Тёмных предчувствий крови.

Милые женщины! Счастья вам, блага,

Здравой семьи и любви!

Жизнь

Вчера уж нет – ушло оно с огнём

Летучих мыслей, помыслов, азарта,

Живи, мой друг, сегодняшним деньком,

Ведь может статься, что не будет завтра.

Чтоб суть поймать, я через решето

Слова и выраженья пропускаю,

Но оказалось, что я знаю то,

Что ничего конкретного не знаю.

Опять тоска, уныние, печаль —

Душе и сердцу ныне стало тесно,

А жизнь летит, летит в немую даль,

Как будто ей со мной неинтересно.

Медаль

Я, как в тумане, помню даль

Разумного начала,

Но в ясной памяти – медаль,

Что на груди сверкала.

Счастливей не было мальца

На праздничной аллее,

Ведь на костюме у отца

Два ордена алели.

А на моей груди, как сталь,

Как снежная вершина,

Сверкала мамина медаль

За взятие Берлина!

Полевые цветы

Полевые цветы после жаркой любви

Ближе к осени мамами стали.

И детишек своих, оторвав от груди,

Осторожно на землю ссыпали.

Чтобы ранней весной, после зимней тоски,

Поле снова зелёным стояло,

А июньской порой, когда зори близки,

Мириадами красок играло.

Чтобы осенью русский приветливый дом

Был украшен цветами иными.

И, умывшись холодным октябрьским дождём,

Заискрился власами седыми.

Полевые цветы – море красок извне —

Отцвели на просторах Отчизны.

И безжалостно этим напомнили мне

О стремительной поступи жизни.

В предновогоднем зале

В зале эффектные лёгкие гаммы,

Чистые, милые лица.

Я приглашу вас, любезные дамы,

В танце восторженном слиться.

Кольца и жемчуг на узком запястье,

Звёздного неба обновы.

Радуйтесь жизни, держитесь за счастье,

Будьте добры и здоровы!

Тонкой душою касаясь за платье,

Взвешу словесные нити.

Но не гонитесь за призрачным счастьем,

А настоящим живите!

Сбросив с лица новогодний румянец

Как отголосок азарта,

Вы извините, но первой на танец

Я приглашаю Эрато[3].

За словом

Я ведал с кроткого начала

Тепло и нежность рук.

И двери, к слову, открывала

Мне мама – верный друг.

Она познала зной и стужу,

Гладь моря и пески.

Слова её запали в душу

И дали там ростки.

Они росли, а с ними сила,

И утверждалась мысль,

И слово каждое таило

В себе глубокий смысл.

Давило, жгло мне душу слово,

Толкало на дела.

И я ушёл с крыльца родного

Туда, где даль жила.

А там меня мечта зазвала

В литературный круг.

Но двери, к слову, открывала

Мне мама – верный друг.

В соцветье строк

Прими собранье пёстрых глав,
Небрежный труд моих забав.
А. С. Пушкин

Сквозь звуки вальса Мендельсона

Я слышу голос аонид:

«У Пушкина сама Истома

Ногою медленно кружит.

А у тебя страсть к новоязу,

Скупа строка, тяжёлый слог,

И ты не ел в пути ни разу

Нетленный страсбургский пирог».

Я был смущён, но, сбросив шоры,

Увидел двух эфирных дам —

«Дианы грудь, ланиты Флоры»,

Упругий и подвижный стан,

Лазурны очи, мглисты бусы,

А на устах таёжный мёд.

И вновь напомнили мне музы:

Как прелесть «ножкой ножку бьёт».

И как сошлись «вода и камень,

Стихи и проза, лёд и пламень».

И этим благодатным днём

Я музам слова благодарен,

А Пушкиным – я потрясён!

Беловодье[4]

Искали люди к Богу путь,

О волюшке мечтали,

Но воля им дала хлебнуть

И горя, и печали.

Молочных рек искал народ

С небесной кашей манной.

И двигался славянский род

К земле обетованной.

Через Сибирь шли на Алтай,

Там, в Беловодье где-то,

Среди лесов построен рай

На самом срезе света.

Там нет ярма и нет бояр,

А в паспорте «печати»,

Там на холме стоит алтарь,

Но нет церковной знати.

Свободен, волен там народ,

Мораль несокрушима,

Её и старость не берёт,

И смерть проходит мимо.

Тянулась в Беловодье нить,

Где русский род с поклоном

Хотел не по уставу жить,

А по мирским законам.

Нагота

Не шевельнуться, не вздохнуть

Не мог при этой даме —

Пленяла маленькая грудь

С курносыми сосками.

Упругий девичий живот,

Тугие ягодицы.

И небольшой губастый рот

Любвеобильной жрицы.

Коснулся взор точёных ног,

Молочно-белой шеи,

Задел венерин бугорок

И утонул в купели.

А мысль, влетевшая в уста,

Заметила игриво,

Что из одежд ей нагота

Всех больше подходила.

Мы – русские

Да, скифы – мы! Да, азиаты – мы,
С раскосыми и жадными очами!
А. А. Блок

Мы – русские, мы – соль земли!

Мы внуки бога Рода,

Из несгибаемой семьи

Славянского народа.

Под рёбра била нас судьба,

Бросала на колени,

За Русь святую шла борьба

На евразийской сцене.

В лугах по снегу, по траве

Текла кровь, как водица,

А на семи холмах в Москве

Ждала свой час орлица.

Очнувшись от худого сна,

В груди огонь и сила,

Двуглавого орла она

Для подвигов вскормила.

Степенно триста лет летал

Над всей землёй двуглавый,

Когда же смертный час настал,

Меч уронил державный.

Но подхватила меч мечта,

Что зарождалась в споре

На красном выступе щита

В космическом просторе.

И вновь мы дух свой понесли

По всей планете бренной.

Мы – русские! Мы – соль земли!

Мы – авангард Вселенной!

Квартирник семидесятых

В комнате люстра богатая,

Светом картина залита,

Фото, цветы и пикантная

Тонкость духовного быта.

Дамы делились секретами,

Я у окна, а Татьяна

Обозвала интровертами

Двух чуваков у дивана.

Слушали Вега по радио,

Сбросив личинки и маски, —

Фоном звучали адажио,

Скерцо, осенние краски.

Сок на столе и шампанское,

Фрукты, печенье, конфеты.

Жилка у Тани бунтарская,

Стать и причёска Бабетты[5].

Посредник

С Гоголя начинается новый период русской литературы, русской поэзии…
В. Г. Белинский

Не раз и не два прежде в школе

Великого Гоголя я

Читал, перечитывал, внове

Искал и нашёл для себя:

Ветвистое древо харизмы

Явило прозорливость, слог.

И больше, чем нужно для жизни,

Вперед

Читать онлайн Валерий Платонов - Служу слову

Похожие книги