Служу слову - страница 9



Тевтонская философичность
И галльские виньетки фраз.
Играя в вист, шутили пошло.
Я ж, не растрачивая пыл,
То пребывал в Прекрасном прошлом,
То Светлым будущим пожил.
И в этот стих вложил изыски,
Фигню и суматошность дня
Лишь потому, что по-английски
Ушла Эрато от меня.

В избушке

Был ужин в низенькой избушке,
Где слушал я рассказ
Из уст заботливой старушки
В довольно поздний час.
Она была нетороплива,
Лучилась доброта,
Ей дали имя Серафима,
Конечно, неспроста.
«Не ожидай от жизни много,
Не избежать судьбы,
Любовь, страданья – всё от Бога,
И мы его рабы.
Господь наш видит всё и знает,
Над всеми Властелин.
И вскоре, видимо, предстанет
Моя душа пред Ним»[23].
Не надо быть, друзья, глухими.
И я, едва дыша,
Держал глаза свои сухими,
Но плакала душа.
Неспешна речь, а очи – кротки,
Как тени от судьбы,
Не выдержав рассказа тётки,
Я вышел из избы.
Был ужин в низенькой избушке,
Где слушал я рассказ
Из уст моей родной старушки,
Увы, последний раз.

Утром

Чувствуя душу природы,
Как теплоту женских рук,
С нежной истомой дремоты
Я расставался не вдруг.
Вскорости следом за солнцем
Встал и пошёл на лыжню,
Утро беззлобным морозцем
Душу бодрило мою.
Крикнул, поднявшись на гору,
Вдруг ни с того ни с сего:
«Чудо не явится взору,
Если не верить в него!»

Лейтенантская дорога

Я лейтенантскою дорогой
Шёл рядом с преисподней,
Держа ответ за взвод пред Роком,
Как всякий Ванька-взводный.
А в выходные, чаще с «Гладом»,
А иногда с «Лопесом»
Кутил за городским фасадом,
Вертелся мелким бесом.
Ведь в кабаке – фарца и цыпы,
Дельцы и потаскухи,
И лабух добавлял и сыпал
В мелодии чернухи.
Поодаль огненная ярма
С манерами звездули,
А в понедельник вновь казарма,
Дежурство, караулы.
Да и начальники-зануды
С их неусыпным оком,
А ротный – Анатолий Рудый —
Был и Судьёй, и Роком.

Коллаж

Поскольку мерю я морскую милю
Не метром, а изяществом волны,
К мольеровско-шекспировскому стилю
Я подхожу с обратной стороны.
Вино и блюдо из бараньих почек
Я не вкусил, а, зауздав коня,
Создал коллаж из буквиц, лиц и строчек
В манере, не присущей для меня.
В нём много чувств, но ни красы, ни мысли.
И я опять, но вновь не по-людски,
Когда же думы и вино прокисли,
Коллаж порвал на мелкие клочки.

У музы

С трудом, но всё ж настроив лиру
На разговор при встрече,
Я мысленно входил в квартиру,
И вот вошёл под вечер.
Оставив позади интриги,
Осеннее ненастье,
Ласкал глазами шкаф и книги,
Хозяйку в светлом платье.
Наполненная жизнью зала,
Картины, фото музы —
Вся меблировка выдавала
Пристрастия и вкусы.
В гостиной думал я вальяжно
Про вывихи планиды,
Про то, что нужно и что важно
Для Соколовой Лиды.
В декоре шарм, хрусталь в серванте,
С подсветкой статуэтка —
Всё говорило о таланте
Блистательном и редком.

Мы

Лишь только возникали споры,
Рождалась и беда.
Пришли из Азии монголы,
Сжигая города.
Да и Европа поднимала
Над нами острый меч.
И нагло русским предлагала
Под веру Рима лечь.
Не знала Русь в веках покоя,
Веками кровь лилась,
От православного устоя
К империи рвалась.
Мы с азиатами несхожи,
Но и не Запад злой,
Мы – евразийцы, и нам Боже
Удел отмерил свой.
И я всегда, друзья, гордился,
Да и теперь горжусь,
Что русским на земле родился,
И обожаю Русь.

Легкомыслие

Кухней правила дама,
Засучив рукава,
Я ж строфой Донжуана
Посылал ей слова:
«Я надёжен, как небо,
Я надёжен, как бог,
Как творения Феба,
Как пленительный Блок.
От идеи Гермеса
Одержим я мечтой,
А вот друг твой от беса