Слышу - страница 7

– Идиотизм.

– А что делать? Вы же понимаете…

– Ничего я не понимаю!

Отец двинулся прочь, не оборачиваясь, тревожа сахарный воздух.

Ой-дк уходить не собирался. Он удобно устроился, сложил руки и счастливо улыбнулся пряничной фее.

– Здравствуйте. Меня зовут Ой-дк, – представился он.

Зефирное лицо скривилось, будто она съела обеденный лимон. Блестящие плечи передернулись.

– Мальчика своего заберите!

***

Ой-дк взрослел не по дням, а по часам. Он чувствовал нетерпеливый рост волос на макушке, и отец еженедельно возил его к парикмахеру. Пальцы ног пронзали новые носки в считанные дни, а рукава, сговорившись, безжалостно укорачивались. Зато Ой-дк возвысился над кроватью настолько, что теперь сам застилал ее покрывалом. Охотник даже дотянулся до верхней полки серванта, куда прятал тигра при малейшей угрозе своей жизни от фарфоровых когтей. Еще он освоил веник и добрался с ним до оранжереи. Ее давно пора было вычистить от слежавшихся снов.

Он тихо вошел, пряча веник за спиной. Пыль мирно плескалась о ножки стола. Беглые яблоки шептались под седым комодом. Бабушка спала в кресле, уронив голову на плечо, и верная шелковая тапка с помпоном дремала у крохотной ноги.

Ой-дк прокрался к окнам и открыл форточку, пуская осенние ветра в похрапывающую оранжерею. Затем отошел в угол, откуда всегда стоит начинать мести, и слился с тенью.

«Ээх+ прнбм! ххххх», – вдруг ударил ощерившийся веник, и вспугнутый рой пыли взлетел под потолок.

«Ээх+ прнбм! ххххх», – и еще раз!

«Ээх+ прнбм! ххххх», – и вон из комнаты!

«Ээх+ прнбм! ххххх».

«!ххххх».

«!ххххх».

Ой-дк разогрелся, закатал рукава и работал, не щадя ни плесени, ни холода, ни себя. Облака клубились над столом и редели, уносимые ветром в форточку. Битые яблоки испуганной кучкой толпились у двери. Окна аплодировали ссохшимися рамами, сервант чихал, дребезжа мутным стеклом, каминная труба густо сморкалась.

«Ээх+ прнбм!»

«!ххххх».

«Ээх+ прнбм!»

– Эюй! т! – вдруг вскрикнула бабушка, открыв птичьи глаза.

Комната вздрогнула, веник замер в полете.

Бабушка тонко чихнула и закрутила кукольной головой, оглядываясь.

– Это ты, Ой-дк?

– Я, – ответил он нерешительно.

Нечасто случалось, когда бабушка говорила. На его памяти – никогда.

– Напылил, – поежилась она. – Уборку делаешь?

Ой-дк кивнул, опуская веник.

– Давно пора. Иди сюда, побалакаем.

Он сел на табурет.

– Конфет нет? – полюбопытствовала она, причмокивая пустым ртом.

Ой-дк покачал головой.

– Ты принеси – сладкого хочется. Наклонись, скажу что-то.

Он наклонился к ее губам, только чтоб бабушка снова пальнула в ухо этим «Эюй! т». Узкие глаза загадочно сверкали.

– Я собрала чемоданы, – заговорщическим шепотом заявила она. – Уезжаю.

– Куда? – не понял охотник.

– В Эюй! т. У нас там домик. Не бог весть что, но отдельные комнаты и водопровод. А климат какой! Там всегда тепло и кожа молодая и упругая. Там воздух скрепит от густых ароматов и терпких звуков. Там все свои и такие милашки. Даже твой дед там не такой уж болван, как казался. Эюй! т, – горячо шептала она.

– Отцу не говори, – потрясла она пальцем, – а то я тебя не пущу. Приедешь и будешь стоять под дверью.

Ой-дк послушно кивнул. Очень ему захотелось в Эюй! т.

– А где это? – спросил он.

– А ты не знаешь?

Бабушка прикусила бледную губу.

– Придет время – узнаешь. Там трава тянется в сапфировое небо, там нет осени, там ждут меня, ждут, – лепетала она, сонно хлопая веками, пока голова снова не опустилась на плечо.