Шли годы, а жизнь не менялась. Единственным временем, когда Фридрих фон Глокнер был счастлив, были те редкие минуты, когда он мог погрузиться в воспоминания и вновь соприкоснуться с лучшими моментами своей юности, когда всё только начиналось и могло пойти другим путём, не выбери он этот. Сожалел ли он о содеянном? Когда слышал скрипучий голос своей супруги и когда видел одетую в лохмотья и перемазанную сажей любимую дочь – сожалел. Но когда возвращался мыслями в Норвегию и слышал чарующее пение Кьёсфоссенской Хюльдры – задумывался, а может так на роду написано ему?
Год одна тысяча семьсот девяносто восьмой подходил к середине. На исходе весны в Глаубсберг пожаловала странная пара, которой суждено было встряхнуть полусонное княжество и изменить жизнь некоторых из его обитателей. Это был молодой австрийский офицер с черноволосой и невероятно красивой невестой.
Египетская кампания генерала Бонапарта не увенчалась тем успехом, коего желал от неё честолюбивый корсиканец. Разработанный им долгоиграющий план по подрыву могущества Англии терпел одну неудачу за другой. Русский император Павел, пообещавший генералу послать в Индию казачий экспедиционный корпус, медлил с отправкой. Меж тем планировавшийся разгром англичан у древних пирамид обернулся для Бонапарта одним из первых провалов – пусть и не слишком больших и катастрофических, но крайне неприятных для его честолюбия.
Генерал Бертье, не обнаружив в Риме графа Калиостро, так же таинственно исчезнувшего, как и появившегося некогда в Европе, удовлетворился лишь его следами и теми знаками, что оставил могущественный магистр Великой ложи в своей бывшей камере в замке Сант-Анджело. Бертье принадлежал к одному из осколков этой ложи и теперь, по поручению вышестоящих братьев, вёл поиски магистра, по доброй воле испарившегося на ровном месте, никому даже не сообщив о своём местоположении. Ложу надлежало непременно возродить, но, зная, что магистр жив, братья не решались совершить этот ответственный шаг самостоятельно.
Поиски Бертье из Рима переместились в Египет, куда он последовал за генералом Бонапартом сразу после того, как установил в Риме республиканское правление. В Кампо-Формио был подписан позорный для Австрии мирный договор, так что Бонапарт не имел теперь, кроме Англии, серьёзных соперников для своих военных амбиций – Россия была с ним в союзе, Пруссия же предпочитала отмалчиваться и делать вид, что ничего не происходит. Поначалу кампания проходила довольно успешно, пока английский адмирал Нельсон, которого Бонапарт лихо водил за нос, кидая то в Гибралтар, то в Константинополь, не раскрыл обмана и не нашёл французскую эскадру, стоявшую в Абукире. Все корабли были немедля сожжены, а матросы во главе с адмиралом Бриеем перебиты. Французская армия оказалась отрезанной от родины.
Пока велись бои в Александрии, в Каире и у пирамид, Бертье исследовал местность, общался с местными факирами и прочими шарлатанами, но так нигде и не нашёл следов графа Калиостро. Если в Риме он хотя бы оставил намёк на то, что жив, то в Египте не было даже и малейшего намёка на его присутствие здесь, хоть недолгое.
Генерал Бонапарт меж тем перешёл Суэцкий перешеек и двинулся в Сирию, оставив в Каире губернатором генерала Клебера. Бертье последовал за Бонапартом в надежде отыскать Калиостро в Сирии, о которой он так любил рассказывать в былые времена. Но увы – ни Яффа, ни Акр не дали желанных результатов. «Как загадочно всё, как странно!», думал Бертье, «неужели магистр решил остаться в Европе, а не удалиться к истокам своих знаний и могущества? Теперь бы только выбраться из этого адова пекла, а там уж наверняка удача улыбнётся мне. Если от жары не помру».
