– Кто вы, бабушка? – испуганно проговорила Золушка.
– Неужели ты не помнишь меня, деточка? – старушка снова улыбнулась и принялась набивать трубку табаком из кисета, хранившегося у неё там же, в переднике.
– Простите, но нет. У меня хорошая память на вещи, такую необычную трубку я бы ни за что не позабыла.
– Вещи… Ты провела большую часть своей недолгой жизни среди вещей. Твоими друзьями были не дети, а кастрюли, котлы да сковородки. Это печально и несправедливо. А трубка эта появилась у меня лишь после нашего с тобою знакомства – с тех пор мы больше и не виделись. Её мне подарил один чудак, живёт в шварцвальдских еловых лесах и охраняет один клад, который может отдать человеку лишь в обмен на его сердце. Был один углекоп, согласился на такую сделку, да долго не протянул – сердце человеческое не может жить без чувств, не может оно не любить, вот и он понял, что без любви не проживёт долго, вернул ему все богатства в обмен на своё сердце. Теперь уже старик, и живёт счастливо. А этот всё стережёт свой клад. Я с ним случайно познакомилась, вот он мне и решил подарочек сделать.
– Постойте, постойте-ка, – Золушка наморщила лоб, – сдаётся мне, что мы и вправду знакомы. Не вы ли та тётушка, о которой иногда говаривала госпожа баронесса?
– Госпожа баронесса! Да, она моя младшая сестра и твоя мать, между прочим!
– Она мне не мать уже, – Золушка уставилась глазами в пол, – она отвергла меня давным-давно, унижает постоянно, поселила вот сюда. А теперь вот…
Слёзы вновь навернулись ей на глаза, и она разразилась горькими рыданиями.
– Знаю, знаю, деточка, – кивнула старушка, – мне всё известно о твоих несчастьях. Зови меня тётя Гертруда, ведь я пришла, чтобы помочь тебе.
– Как вы можете мне помочь? – сквозь слёзы с трудом вымолвила Золушка, – пропадаете годами Бог ведает где, а потом вдруг вот так являетесь и говорите, что вам всё известно.
– Да, известно. Мне Францль обо всём докладывает.
– Какой Францль? – девушка начала успокаиваться.
– Мой щегол. Вот он, – старушка указала себе на плечо – там гордо восседала названная ею птица и внимательно разглядывала Золушку, – я ведь не просто родственница, я Хюльдра.
– Со щеглом понятно, хорошо. Но что за Хюльдра такая?
– Люди обычно величают нас ведьмами, однако мы привыкли считать себя просто феями. Поэтому мой щегол умеет вызнавать нужную мне информацию и доносить её до меня. Проще говоря, я творю чудеса!
– Чудес не бывает, тётушка, – махнула рукой Аделина, – всё это сказки. Лет пятьдесят назад в наших краях сожгли последнюю ведьму, и с тех пор они более сюда не совались. Чего вам тут делать, если вы ведьма или фея? Или как вас там?
– Я сестра твоей матери, и несу тяжесть вины на своём сердце. Когда-то я сделала несчастной одну маленькую девочку, дабы исполнить древний закон Хюльдр, нынче же настал день, когда я наконец-то смогу снять с сердца камень и искупить вину.
– Вы говорите о нашей семье?
– Разумеется. Твой отец совершил как-то обидную ошибку, изменив твоей матушке. Теперь это всё в прошлом, но тогда, согласно нашему закону, моя сестрица должна была узнать о его грехе. И той, кто открыл ей правду, была именно я. Сразу после того в вашей семье начался разлад, Гудруна обратилась в жуткую сварливую старуху, твой отец в бесхребетного слизняка, а ты, Аделина, девочка моя, в Золушку!
– Боже, как это ужасно!
– Ужасней и не придумать! Мне ведомо, как ты ждала этого дня, как собиралась на бал, как мечтала потанцевать с принцем, – Гертруда закурила свою трубку зелёного стекла, – и вдруг, словно зеркало, в которое пущен камень, твоя мечта рассыпалась на мелкие кусочки. Идём наружу, у нас мало времени.
