– Давай, бабушка, кашу!
Небо над городом было тяжёлое, низкое, серое. Был тихий осенний день в конце сентября. То есть он был тихий на крыше теряевского дома, но не внизу, не в городе, где озабоченно копошились люди на тротуарах, перекрёстках, в очередях, и с неясным бормотанием двигался безконечный цветной поток машин.
Витя, Теряев с Августом и Ира с биноклем сидели на крыше.
– Холодно! – сказала в пространство Ира.
Теряев начал было расстёгивать куртку, но Витя его опередил, стянул с себя свитер и помог Ире его надеть. Получилось платье-мини. Рукава до колен.
– Стой спокойно! – приказал Витя и стал закручивать рукава.
Ира хихикала.
Теряев отвернулся, загрустив.
– А вот там есть башня на крыше, – сказала Ира, – как перевёрнутая рюмка.
– Где? – оживился Витя. – Покажи.
– Вон, серенькая. Придумал же кто-то, построил.
– Завязал, небось, – весело предположил Витя, – и построил в честь знаменательного события.
– Что завязал? – не понял Теряев.
– Это дело завязал.
– Как это можно «завязать дело»? – недоумевал Теряев.
– Какой ты тупой! – удивилась Ира. – Вот это дело завязал, чего тут непонятного-то? – и она щёлкнула себя по горлу.
На крышу на четвереньках выбрался Карслон.
– Зря пришли, – сказал он, добравшись до приятелей. – Сегодня мы ничего не увидим.
– Почему? – расстроилась Ира.
– Смог.
– Что смог? Кто смог? – не поняла Ира.
– Ветер западный. Со стороны цементного завода. Так что небо для нас закрыто.
– Ну жизнь! Ну, жизнь! – запричитал Витя. – Я всегда говорил: за атмосферой нужен глаз да глаз. Ишь, цивилизация как распоясалась! Дымит, речки-озёра портит, гадит по-всякому. И между прочим, самолёт за один рейс сжигает столько кислорода, сколько его вырабатывают несколько гектаров леса за год! Вот и дыши тут дрянью всякой, отходами!
– Вы специалист? – осведомился Карлсон, поражённый зрелищем Витиной скорби.
– Соответствуем! – загадочно произнес Витя. И пояснил: – Следим за чистотой атмосферы. А цементная пыль, между прочим, травмирует мерцательный эпителий дыхательных путей.
– Витя! – сострадая, крикнула Ира, прижимая к груди руку в недозавернутом, длинном рукаве. – Давайте пойдем в планетарий.
– Там небо ненастоящее, – печально сказал Витя.
Теряев вздохнул, оглядывая небо и крыши под ним.
– Хоть бы где пожар случился, – сказал он. – Я бы чего-нибудь героическое совершил.
И тут все увидели, что из открытой двери балкона, на котором, как всегда, стояла коляска с орущим благим матом младенцем, выпархивают лёгкие, чёрные клубы дыма.
– Может, в кухне чего пригорело? – с надеждой сказал Витя.
– Нет дыма без огня, – сказал Теряев.
– В натуре, – сказала Ира.
И тут они увидели огонь. Он был в глубине квартиры, не сильный ещё, но уже определенный, крепнущий с каждой минутой.
– Пожарных надо, – на ходу бросил Витя и исчез в чердачном окне.
Дым густел. Младенец орал.
– Этот агрессор в шляпе чердак запер! – заорал Витя, вылезая на крышу.
– Верёвки есть? – спросил Теряев Карлсона. – Конкретно!
– Как будто.
– Тащи сюда! – заорал Витя.
Карлсон встал на четвереньки и медленно двинулся к чердачному окну.
– Я найду, – опередил его Теряев.
– Полундра! – завопила Ира. – Свистать всех наверх! – и пронзительно свистнула, вложив два пальца в рот.
– Девочка, перестань шуметь! – строго попросили из окна соседнего дома.
Теряев и Витя связывались верёвками.
– Ты пойдешь первым, – сказал Витя. – Я сильнее. Буду страховать.
