– Они не белые, – возразил Карлсон. – То есть бывают и белые, но в основном цветные.
Теряев отвернулся и стал смотреть на небо.
– Например, Спика – голубая, – рассказывал Карлсон. – Антарес – красный, Поллукс оранжевый, Капелла жёлтая, а Альфа Гончих Псов вообще лиловая.
– Полный потряс! – сказала Ира. – Теряев, ты слышишь? Теряев? Да Теряев же!
– Я слышу, – сказал Теряев задумчиво. – Слышу.
Ночью Теряев не спал. Он сидел у окна и смотрел на звёздное небо.
Попугай Август прилетел на подоконник. Тоже стал смотреть на звёзды.
– Ты знаешь, – сказал Теряев. – Они все разноцветные. И вообще там происходит какая-то своя, совершенно особая жизнь.
Август посмотрел на Теряева с интересом, но ничего не сказал.
Теряев с Августом кормили собак у подъезда, когда к дому подкатил и остановился фургончик «КОНТРОЛЬ ЧИСТОТЫ АТМОСФЕРЫ».
– Са ва! – поприветствовал Витя.
Теряев посмотрел на него и замер: Витя был чисто выбрит.
– Это ты… что? К свадьбе, да?
– Свадьбы не будет, – грустно сказал Витя. – Она меня послала в парикмахерскую. Побрейся, говорит, сначала, тогда я подумаю. И я хлопнул дверью. Сначала побрейся, потом норковое манто подавай.
– Зачем же ты побрился?
– Из принципа. Дело не в бороде. Мне побриться – раз плюнуть. Однако, грустно. Понимаешь? Что мне теперь в этой жизни делать, ума не приложу. Слушай, у тебя рубль есть?.. Эй, Теряев, очнись.
Теряев очнулся и сказал:
– Тебе в этой жизни надо слазить на чердак.
– Кошек пугать, что ли?
– Зачем? На звёзды смотреть.
– На звёзды?.. Можно и на звёзды. Мне теперь всё равно.
Вечером они собрались на чердаке впятером: Ирина, Виктор, Карлсон, Август и Теряев. Сидели на скате крыши в ожидании темноты.
Теряев переворачивал страницы толстой книги, иногда принюхиваясь к сладкому запаху кондитерской фабрики. Ира глазела в бинокль.
– А гороскопами ты тоже увлекаешься? – спросил Витя Карлсона.
– При чем здесь это? – обиделся Карлсон. – Все на научной основе. Я наблюдаю планеты, звёзды, туманности. Знание обогащает.
– А там, за розовыми занавесками, – сообщила Ира, – женщина красоту наводит. Разрисовалась-то, разрисовалась, старая курица.
– Ты кометы видел? – спросил Витя.
– Видел.
– Вот так просто сидишь всю ночь и ждешь, когда полетит?
– Зачем? Много известных комет с вычисленными орбитами. Вот, например, чешский астроном-любитель Биэла знал орбиту кометы, замеченной в тысяча семьсот втором году. Он вычислил, где и когда её можно ждать снова, и открыл комету в тысяча восемьсот двадцать шестом году.
Витя долго считал, потом удивился:
– И этот Биела пятьдесят четыре года ждал одну комету? Всю жизнь?
– Нет, конечно. Её впервые заметил другой человек. Одной жизни не хватит. За небесными телами следят столетиями, тысячелетиями. Астрономы как бы передают друг другу из века в век эстафету познания.
– А у этих, – крикнула Ира, – с оранжевым абажуром, блины сгорели. Ругаются! Страсть.
Теряев забрал у Иры бинокль и отдал ей книгу.
– Почитай лучше. Нечего за людьми подглядвать.
– А сам-то?!
– Я не подглядываю. Я смотрю.
– Нет! – сказал Витя Карлсону. – Ты всё-таки объясни мне, как этот мир устроен?
– Очень просто, – сказал Карлсон.
– До чего вы все умные, – вздохнула Ира. – С вами со скуки сдохнешь.
– Молчи, женщина, – сказал Витя. – Тебе нас не понять.
Карлсон нарисовал мелом на крыше нечто, похожее на веретено.
– Это наша Галактика. Вид в разрезе. Вот здесь мы. – Он показал почти самый конец «веретена».
