Если Норов задерживался на деловых встречах, то девушек привозила к нему охрана, и они, дожидаясь его, развлекали себя выпивкой и игрой на бильярде, бывшем тогда в моде. Большой бильярдный стол располагался в цокольном этаже; Норов в одиночестве порой гонял шары. С девушками он играл на раздевание, – это облегчало переход от одной фазы к другой.
Счет девушкам Норов не вел, их было много, контингент постоянно менялся, он не запоминал ни лиц, ни имен, и порой заново знакомился с теми, с кем уже спал. Подобная забывчивость их, конечно, обижала, но они терпели, – он много платил и делал дорогие подарки.
Иногда из дома что-нибудь исчезало: безделушки, аксессуары, дорогие ручки, парфюмерия, мелочи одежды; однажды даже пропал высокий итальянский торшер, – черт знает, как девицы ухитрились его спереть незаметно для охраны. Домработница, обнаружив пропажу, с негодованием докладывала Норову, но он только отмахивался.
Денег на женщин он никогда не жалел. Сережа Дорошенко, ведавший финансами фирмы, был в курсе его трат и сильно сокрушался по этому поводу. Он частенько приговаривал со вздохом:
– Эх, Пал Саныч, вот бы и мне стать вашей женщиной!
Эта шутка, которую Сережа повторял и в присутствии своей жены, заставляла Норова испытывать неловкость.
***
Когда Норов появился на лестнице, Лиз возилась у разбитого окна, заметая осколки стекла в пластиковый совок.
– Бонжур, Лиз, – сказал Норов.
– Бонжур, месье Поль, – отозвалась она, аккуратно орудуя веником. – Я сейчас тут все уберу, вы не волнуйтесь. Интересно, как же такое могло получиться?
Увлеченная своим занятием, она рассуждала, не поднимая головы, стараясь не пропустить ни одного осколка.
– Случается, что птицы ненароком ударяются, но чтобы стекло разбилось, такого еще не было!
Она выпрямилась с совком в руке, только тогда увидела заплывшее лицо Норова и замерла.
– Тут двойные рамы и очень прочные стекла,.. – по инерции еще произнесла она, и, прервавшись на полуслове, замолчала. Совок наклонился, и осколки из него вновь посыпались на пол.
– Я тоже рад вас видеть, – сказал Норов.
– Ой! – опомнившись, воскликнула Лиз. – Простите!
– Надеюсь, у вас все в порядке?
– Э-э… да… спасибо. А у вас?
– Все отлично. Не считая того, что подмигивать теперь могу только одним глазом.
Он показал, как может теперь подмигивать, но Лиз это не позабавило. Она смотрела на него с изумлением и страхом.
– Я тут немного поспарринговал, – пояснил Норов и сделал несколько боксерских движений. – Пропустил пару раз. Отвык уже, годы…
– Разве тут кто-то еще, кроме вас, занимается боксом? – удивилась Лиз.
– Я нашел одного парня, – туманно ответил Норов.
– Здесь? У нас?
– Да нет… он живет в другом месте, неподалеку. Можно сказать, мне повезло.
– Вы считаете, вам повезло? – с сомнением отозвалась Лиз.
***
К середине девяностых годов русские уже прочно освоили все заграничные морские побережья. Большинству полюбились недорогие Египет и Турция, те, кто побогаче, предпочитали Лазурный берег, Испанию и Италию.
Норов курорты не любил. Забитые туристами отели, груды некрасивых лоснящихся от пота и крема тел на пляжах, обжорство, праздность, лень, –
все это было не для него. Он не понимал, как можно получать удовольствие, часами жарясь на шезлонге под палящим солнцем, как бифштекс. Для него провести и пятнадцать минут в таком положении, без движения, было пыткой. Барахтаться в море, крутя над поверхностью волн головой, чтобы не нахлебаться соленой воды, представлялось ему, бывшему пловцу, карикатурой на плаванье, а от вида неприветливых физиономий соотечественников и их пингвиньей походки вразвалку ему хотелось выругаться.
