– Ну!
– Будто там привидение живёт! – сказал кучер со смехом в голосе, но вот глаза были серьёзными. Стало быть, верил он в эти слухи.
– Привидение? – разочарованно переспросил начальник сыскной. Как всё-таки утомительно суеверны наши люди. Где привидению не жить, как в салоне восковых фигур!
– Да! Один человек видел…
– Как же он это мог видеть, привидения – сущности ночные, а салон открыт только днём?
– Салон-то закрыт, зато окна на улицу выходят. Вот и рассказывают, что какой-то пьяный шлялся после полуночи и видел через окно, как по салону кто-то ходит…
– А почему этот пьяный решил, что это привидение, а не сам хозяин?
– Это надо у пьяницы спрашивать… чего он так решил!
– Ты его знаешь?
– Кого?
– Не прикидывайся дураком! Того, кто видел в салоне восковых фигур привидение.
– Знаю, – с неохотой пробормотал кучер и почесал бороду.
– Скажи, как мне с ним познакомиться? Тоже хочу про привидение узнать! – подался вперёд начальник сыскной и растянул рот в улыбке.
– Неудобно как-то… – замялся, суживая плечи, Прохор.
– Что тебе неудобно?
– Как я ему потом в глаза смотреть стану? Он со мной поделился, просил, чтобы я никому не говорил… – Кучер замолчал, ожидая, когда мимо пройдёт какой-то мастеровой с завёрнутой в рогожу двуручной пилой под мышкой. – Нехорошо получится…
– Я не скажу про тебя, – успокоил кучера Фома Фомич. – К тому же, скорее всего, он об этом не только тебе рассказал, а ещё дюжине приятелей. Поэтому можешь не волноваться, от меня он ничего не узнает, даю слово.
– Зрякин Тимофей это, он мне про привидение сказал.
– Так он сам его видел или от кого-то услышал?
– Божился, что сам видел, а там кто знает, может, и соврал… людишки-то у нас сами знаете, какие… хотя, – Прохор взмахнул рукой, – я его никогда на вранье не ловил.
– Как мне его, Зрякина этого, найти?
Кучер тяжело вздохнул и принялся рассказывать. Начальник сыскной не перебивал, только время от времени в тех местах рассказа, где ему требовалось пояснение, задавал вопросы. Через десять минут Фома Фомич знал о ночном гуляке Зрякине всё, что нужно: где живёт, чем занимается, как выглядит. После того как Прохор закончил свой обстоятельный рассказ, полковник наконец выбрался из пролётки.
– Пойду, гляну на салон, – сказал он, точно оправдывался. – А ты, чтобы не скучать, пока меня не будет, посматривай тут: кто ходит мимо дома Пядникова, что за люди, может быть, кого узнаешь. В общем, за всем следи, запоминай, потом мне доложишь. – Если сказать честно, эти наблюдения кучера начальнику сыскной были ни к чему, а давал он поручение вознице по многолетней привычке, да и кучеру приятно не просто сидеть на облучке, а наблюдать, принимать участие в общем деле.
Начальник сыскной ушёл. Прохор смотрел ему вслед. Фома Фомич шагал не спеша, слегка раскачиваясь из стороны в сторону. Это была походка человека, не обременённого заботами и необходимостью куда-то торопиться. Такую походку ещё называют праздной. Все люди с утра спешат, кто на службу, кто на подённую работу, а этот слоняется без дела, без занятия. Эх, нам бы так!
Подойдя к окнам салона, фон Шпинне остановился и, приложив к лицу ладонь, принялся заглядывать сквозь стёкла. Переходил с места на место, даже ребром ладони тёр по окну. Но фигуры были размещены так ловко, что начальник сыскной сколь ни старался, ничего рассмотреть не смог. Одни скульптуры стояли к окну спиной, а те, что были выставлены лицом, перекрывались первыми. «Хитро!» – подумал Фома Фомич. Он смотрел так долго и настойчиво, что из дверей вышел низкорослый темноволосый приказчик, правое плечо которого было чуть выше левого. Он стал на пороге и, уперев кулаки в бока, звонко с укоризной проговорил:
