Японец позвонил в колокольчик, в приемный покой вошла миловидная китаянка, которая выдала им хлопчатобумажные рубашки, штаны, тапочки, защитные очки, резиновые перчатки, большие маски, оставляющие открытыми только глаза, закрытый спереди халат, рукава которого завязывались на запястьях длинными тесемками.
Переодевшись, Чумаков и Черных прошли в бокс в сопровождении японского доктора. В маленькой комнате на кровати лежала укрытая одеялами женщина лет двадцати пяти. Было видно, что ее мучает сильный озноб. Сэтору сообщил, что у больной стойко держится температура, а жаропонижающие препараты почти не помогают. Михаил Петрович потребовал шпатель.
– Водички, – облизнув сухие, с белым налетом губы, попросила больная.
Настя взяла с тумбочки стакан, приподняла ей голову и помогла напиться.
– Спасите меня! Моей дочери всего два годика. Как же она без меня? – лихорадочно натягивая до подбородка одеяло, умоляюще прошептала женщина.
– Ну-ну, голубушка, это что за настроение? Скажите: «А-а-а», – строго велел Чумаков.
Его голос подействовал успокаивающе. Она покорно открыла рот. Доктор посмотрел горло, оттянул веки, потом взял запястье и посчитал пульс. Осмотр продолжила Анастасия. Даже через резиновые перчатки она чувствовала, какой горячей была кожа у женщины.
Завершив осмотр, врачи как могли успокоили соотечественницу. Покинув бокс, они прошли обработку, переоделись и в сопровождении кастелянши прошли в ординаторскую. Сэтору подождал, когда русские устроятся за столом, и начал доклад:
– Со слов больной, приступ начался с сотрясающего озноба и нарастания температуры, – переводила его рассказ Анастасия. – Приглашенный ее родными врач направил больную в наше отделение. Женщина была бледной, жаловалась на холод и головные боли. Через два часа температура у нее повысилась до сорока градусов, на этих цифрах удерживалась более восьми часов и снизилась до нормального уровня только после обильного потоотделения.
Чумаков слушал перевод внимательно, периодически что-то записывая в блокнот. После того как японский доктор замолчал, он попросил:
– Настя, узнай-ка у него, делали ли больной анализ на малярийный плазмодий?
Она перевела вопрос.
– Делали, но плазмодий не обнаружили, – отрицательно покачал головой японец. – Отсутствует еще один характерный для малярии симптом. Госпожа, вы должны были заметить это при осмотре, – обратился он к Черных. – Идет четвертый день заболевания, а печень и селезенка не увеличены.
– Господин Сэтору, вы говорили, что подозреваете у женщины болезнь «Сонго». Как она проявляется? – поинтересовался Чумаков.
– Начало болезни такое же, как и у гриппа. Высокая температура, слабость, головная боль. Когда вирус начинает усиленно размножаться и появляются продукты его распада, возникает массивное кровотечение из-за повреждения стенок сосудов. Развивается тяжелое, порой необратимое поражение жизненно важных органов, – перевела Анастасия ответ Сэтору.
Задумчиво постукивая автоматической ручкой по подбородку, Чумаков выслушал японского врача и возразил:
– Я склоняюсь к тому, что у больной не «Сонго», а геморрагическая лихорадка с почечным синдромом. В пользу моего диагноза говорят точечные кровоизлияния на коже в зоне лица и шеи, в области склер и на слизистой рта. Пока нет лабораторных результатов, будем проводить лечение от геморрагической лихорадки.
* * *
Они задержались в инфекционном отделении до полудня. По дороге в гостиницу, разглядывая улицы города и прохожих, Чумаков неожиданно продекламировал:
