Честно говоря, о том, что Леониду Люстрину кто‑то помог утонуть, я и сам догадывался, но у меня не было на этот счет никаких доказательств.
– Так, так, так, – проговорил я с интересом и прислонился к стене. – И откуда такая уверенность?
– Ты далековато стоял от трупа и потому не увидел того, что увидел я, – начал пояснять Бурмистров. – А увидел я на шее Лени странгуляционную борозду, едва заметную.
– Ты хочешь сказать, что Люстрина кто‑то удавил в воде? – Я фыркнул: – Бред! Каким бы слабым человек ни был, он не даст задушить себя на виду у всего пляжа. Он бы обязательно барахтался, кричал, звал на помощь. Это не так‑то просто, Миша.
– Да я не говорю, что его задушили руками, – раздумывая, промолвил полицейский, и на его лысине собрались морщины – верный признак того, что он подключил для анализа ситуации весь свой умственный потенциал опытного полицейского. – На шее тоненькая полоска, от пальцев такая не останется.
– Выходит, его удавкой в воде задушили? – недоверчиво спросил я. – Тоже ерунда, сложно как‑то.
– Нет, и не удавкой, – покачал лысой головой Бурмистров. – Он от утопления умер.
– Тогда я не понимаю, каким образом его убили, но он утонул, – развел я руками.
– Сам пока не понимаю, – выйдя из состояния задумчивости, проговорил майор и, заметив, что я стою, предложил: – Ты садись, садись, Игорь!
– Ладно, не беспокойся, я постою, – ответил я и, сложив на груди руки, удобнее устроился у стеночки. – Ты лучше объясни, мне дюже интересно, что вообще происходит с нашей группой. Уже второй труп за два дня.
Бурмистров проигнорировал мои слова и, будто отвечая каким‑то своим мыслям, произнес:
– Самое обидное, что местные полицейские проглотят подброшенную убийцей версию о несчастном случае, якобы произошедшем с Леонидом. Меня, как я уже говорил, к этому делу не подпустят, я из другого государства, да и не на службе нахожусь. А им выгоднее списать гибель Люстрина на случайное утопление, потому что подобные убийства в курортных зонах раскрывать очень тяжело, сам понимаешь, столько народу из разных стран – люди приезжают, уезжают, тот, кто совершил преступление, через день может оказаться совсем в другом конце мира. А «висяк» на шее полицейского отдела ни в одной стране не нужен.
– А с какой стати ты мне вдруг обо всем этом рассказываешь? – спросил я, действительно недоумевая, чем вдруг вызвано откровение полицейского перед обычным туристом.
Михаил вновь плеснул себе в стакан коньячку и залпом выпил. Он сидел молча несколько мгновений, затем, причмокнув, разжал губы.
– Не знаю, – сказал он, глянув на меня своим проницательным, хотя и чуточку нетрезвым взглядом. – Очевидно, вызываешь доверие. Да и то, что ты вчера побеспокоился обо мне, когда я спал вот тут, – указал он глазами на кровать, – пьяным, повлияло на мое хорошее отношение к тебе. Это во‑первых, а во‑вторых… Я слышал, ты тренер в ДЮСШ…
Не зная, чего ждать от полицейского, я осторожно ответил:
– Ну да, работаю в спортшколе. А что?
– А во‑вторых, у меня к тебе просьба, Игорь, как к спортсмену, – словно убедившись после моего ответа в том, что я действительно подхожу для дела, которое он замыслил, продолжил майор.
Я широко улыбнулся.
– Коньяк кончается? – проговорил я не без язвительности. – За бутылкой нужно в город съездить?
– Да ладно тебе! – добродушно произнес майор. – Не прикалывайся. Я же говорю, в отпуске немного расслабился. А нужен ты мне для другого. – Майор хотел было налить себе еще коньячку, и уж было потянулся за бутылкой, но передумал, видимо, решил не выставлять себя передо мной конченным алкоголиком. – Все‑таки мне кажется, то, что происходило у лодки и чему была свидетелем старуха Студенцова, имеет какое‑то отношение к гибели Лени. Поэтому я бы хотел сплавать к лодке, осмотреть непосредственно ее и дно под ней. Может быть, найдем улики, указывающие на то, каким образом был убит Люстрин, и на того, кто его убил. Ты спортсмен, и с подобной задачей вряд ли кто из наших справится лучше тебя.
