Смоляное - страница 2

Он поднялся по скрипучей лестнице. Голоса в голове сменились тишиной. Наверху его ждала та же пустота. Но теперь на полу лежала книга. Без обложки. Открытая.

На страницах – не слова. Лица. Его собственное. И Насти. И кого-то ещё, будто вытянуты из снов.

Он опустился на колени. Листал. И всё повторял:

«Я здесь был. Я здесь буду. Я…»

Навигаторов не было, но Илья ехал будто по памяти. Узкие улицы Смоляного, вымощенные старыми плитами, петляли между домами, одинаковыми, как фасады на потолочной ленте. Гладкие стены без следов жизни – ни белья, ни занавесок, ни случайных пятен – смотрели на него глухо и враждебно.

Он остановил машину у невысокого здания с облупившейся деревянной вывеской. Над входом – выжженные буквы:

ТОПЬ

Под табличкой – рисунок: чёрное пятно, похожее то ли на водоворот, то ли на дерево без веток. Края доски были прогрызены временем и дождями. Козырёк над дверью покачивался на ржавых цепях. Дверь не скрипнула, а как-то тихо и глухо разошлась в стороны, словно впуская не в здание, а внутрь чего-то более глубокого.

На пороге его встретила женщина лет пятидесяти. Полная, с тяжёлым лицом и туго скрученными в пучок седыми волосами. Лицо её не выражало ничего – ни усталости, ни доброжелательности. Только серые глаза, почти стеклянные, будто смотрели не на него, а сквозь.

– Комната наверху. Ванная – общая, – сказала она, не глядя.

– Вы Мария?

– А кто же ещё, – тихо ответила женщина и исчезла за дверью, которую Илья принял за кухню. Больше ни одного вопроса.

Коридор был узким, тускло освещённым. Пахло влажной древесиной, табаком и чем-то едва уловимым – вроде заплесневелой ткани. Скрип деревянного пола под его шагами отзывался гулко, будто в доме был только он – и всё остальное слушало.

На втором этаже – четыре одинаковых двери. Потёртые номера, прибитые криво.

Номер 3. Его.

Комната встретила холодом. Окно было приоткрыто, но стекло мутное, словно вымазанное изнутри жирными пальцами. Штора с выцветшим узором – редкий, почти прозрачный шифон – колыхалась в дыхании ветра. На кровати лежала аккуратно сложенная пледовая накидка, будто её только что поправили.

Илья прошёл внутрь. Кровать с жёстким матрасом, тумбочка, зеркало с трещиной в углу, и старый шкаф, который пах не просто пылью, а тем, что лежит под пылью.

Он открыл его – пусто. Но сквозь затхлый запах донеслось нечто странное: слабый аромат детского шампуня. И сразу ушёл. Не место памяти здесь.

Он открыл окно пошире, и в лицо ударил холодный воздух. На заднем дворе росло дерево. Одинокое, перекошенное, с чёрной корой. Оно будто тянулось от чего-то прочь. В его коре виднелся что-то вроде вырезанного символа, но с этой высоты нельзя было понять – то ли случайная трещина, то ли знак.

Стук.

Резкий, приглушённый. Он обернулся – но всё было на месте.

Прислушался.

Из-за двери напротив, из комнаты номер 1, донёсся звук.

Плач. Детский.

Негромкий, но настойчивый, как будто кто-то сдерживал слёзы, прятался, не хотел, чтобы его слышали – и не мог иначе.

Он вышел в коридор.

Серый свет, падавший из лампы под потолком, делал коридор плоским. Стены будто сдвигались ближе. Он шагнул к двери.

Звук стих.

Полное беззвучие. Даже дом замер.

Он постоял и вернулся в комнату.

Ночью уснуть не получалось. Сквозь тонкие стены проступали звуки: скрип половиц, будто кто-то медленно ходил босиком. Иногда – как будто кто-то двигал мебель или пальцем вёл по стене. И тишина между – слишком ровная, мёртвая, с гулом.