Смоляное - страница 3

Однажды показалось, что слышит дыхание у самой двери. Но, открыв её – только пустой коридор.

Под утро – сон.

Он стоит на вершине колокольни.

Доски под ногами влажные, скользкие. Не видно земли – всё окутано серым туманом. Ветер стонет так, будто кто-то воет на другом краю неба.

И внизу – девочка.

Тонкая, почти силуэт.

Свет у её ног – не солнечный, он будто изнутри неё.

Она смотрит вверх. Лицо расплывается, но он знает: она зовёт его.

– Папа. Иди.

Он тянет руку, делает шаг – доски дрожат.

И в этот момент:

Падение.

Сильный толчок.

Просыпается.

Комната пуста. Воздух тяжёлый, как будто его кто-то уже выдыхал.

Он садится, проводит рукой по подушке.

В пальцах остаётся чёрный волос. Длинный. Женский.

На следующее утро в посёлке будто что-то изменилось.

Хотя, возможно, оно всегда было таким. Просто теперь он видел.

Илья вышел на улицу. Воздух был плотным, стоял неподвижно, как плёнка. Он прошёл мимо деревянного забора, за которым росла высокая трава и из которой торчал перевёрнутый велосипед. С одной педалью. Ощущение, будто этим местом давно никто не пользовался – но всё казалось расставленным нарочно, как на театральной сцене перед репетицией.

На перекрёстке его догнали шаги.

– Доброе утро, – сказал кто-то.

Илья обернулся. Мужчина. Высокий, в рабочей куртке и с авоськой в руке. Он улыбнулся, но улыбка была какой-то… расплывчатой. Словно черты лица жили сами по себе, двигаясь чуть не в такт. Илья попытался всмотреться, но взгляд скользнул.

На долю секунды лицо мужчины… исчезло.

Нет, не исчезло – смешалось. Как будто кто-то растёр краску на ещё влажном холсте.

Илья моргнул. Всё стало нормально. Улыбка. Глаза. Седые виски.

Только взгляд. Он был не на нём. А чуть выше, будто мужчина смотрел сквозь него, куда-то за плечо.

Илья оглянулся. Никого.

– Простите, мы знакомы? – спросил он.

– А как же, – сказал мужчина с привычной теплотой. – Вы же уже были.

И пошёл дальше.

Илья смотрел ему вслед. Ветер зашевелил ветки над дорогой. Над крышами вдалеке замаячила колокольня – как будто ближе, чем вчера. Её верхушка слегка качнулась, и он снова ощутил давление – то самое, что поймал на въезде: тяжесть в груди, будто кто-то вдавливал воздух внутрь его тела.

На площади перед зданием администрации – пара пожилых женщин кормили голубей.

Те сидели неподвижно. Странно. Не ели, не двигались. Просто стояли, окружив крошки хлеба, будто охраняли их. Женщины разговаривали, но слов Илья не слышал. Только шепот, смазанный, как на старой кассете. Как будто говорили на ускоренной перемотке.

Он поспешил дальше.

Возле старой школы сидел мальчик.

Один.

С палкой, которой вырисовывал что-то на земле. Подойдя ближе, Илья увидел, что это – символ. Нечёткий, закрученный в спираль. Каждая линия велась с усилием, будто сопротивлялась земле.

– Что ты рисуешь?

Мальчик не ответил. Только поднял голову.

Его глаза были… пустыми. Не слепыми – зрачки были на месте, но не было фокуса. В этих глазах не отражалось небо, свет, лицо Ильи – ничего.

Они были как отверстия в ткани мира.

Илья отшатнулся. Сердце заколотилось.

Мальчик снова опустил голову, продолжая чертить.

Рядом стоял постамент – когда-то здесь, вероятно, была доска почёта или памятная плита. Теперь – только заржавевший каркас.

На его краю кто-то оставил кусок старой латунной таблички. Половина букв стерлась, но часть имени всё же проступала:

…стя В…

…1993 г.

Он дотронулся до металла. И в этот момент –