– Сказал, что Кучума мы так и не возьмем.
– Вона! – восхитился Артемьев, хлопнув себя по коленке. – Выходит, он правду предрек!
Странное чувство овладело Тимофеем. Он будто услышал, что шаман его зовет, где-то тут рядом находится. Он огляделся. Но вокруг сидели только родственники купца.
– Чего потерял, казак? – пьяный купец все-таки был сметлив, все подмечал.
Но в душу заглянуть не мог. А там блуждали тени убиенных, и кровь, и слезы – все смешалось, как в жутком вареве антихриста. Вот так, убивая на войне, сам становишься нехристем, подумалось Тимофею.
И вспоминать о пережитом больше не хотелось. И Наталья женским чутьем уловила его настроение. Не стала дальше расспрашивать.
Вскоре разошлись.
Когда укладывались спать, жена толкнула хозяина в бок.
– Чего ты?
– А вот чего… – она придвинулась к нему. – Видишь, что происходит?
– А что такое?
Пьяный купец хотел спать и к разговору не был расположен.
– Наташка к нему тянется…
– Разве?
– Ей-богу!
Артемьев лег на спину, одеяло поправил. Потом спросил с видимым безразличием:
– И что такого? Пусть их, ее все равно замуж выдавать пора.
– Да ты что, с ума сошел? – жена даже на локтях приподнялась, в темноте глядя на мужа, хотя особо ей рассмотреть ничего не удалось. – Он же, Тимофей, голый, как щука. У него же ничего нет за душой! И за него Наташку?
– Он еще наживет. Он мужик справный, хороший.
– То-то, наживет, – передразнила она мужа. – Разве что ты ему подаришь?
– Я ему по гроб жизни обязан.
– Что ты все заладил, как припадочный! Обязан. Обязан! Про это наплевать и забыть! Прошлое это дело.
– Тебя там не было, вот что! – чуть озлился хозяин. – Когда смертушка тебе в глаза заглядывает – про многое задумаешься.
– А о Прохоре ты забыл?
– А чего мне про него помнить? Я Наталье не указ. Кто ей люб, за того пусть и выходит.
– Так он жених ей!
– Про это разговора меж нами еще не было. И сейчас не те времена! – прибавил он, как будто обращаясь к кому-то третьему, тому, кто когда-то мог осадить его, заставить совершить что-то нехристианское, подлое.
– Ты, вот тебе крест, умом тронулся, – сказала жена, увидев, что мужа не переубедить, и легла, закрыв глаза.
Стало ей понятно, что одними разговорами делу не поможешь.
* * *
Февральская поземка мелко кружила над обледенелой землей. Сын известного московского купца Ивана Осколкова, Прохор, как будто без дела слонялся по почти безлюдным улочкам. Редкие прохожие издалека казались какими-то карликами, смешно шагавшими по грязновато-белесым дорожкам. По наледи было непросто идти, того и гляди кувыркнешься и с ног долой. Прохор ни на кого не обращал внимания, занятый своими мыслями.
Пройдет туда-сюда, потом оглянется и снова начинает ходить кругами. Про себя он твердо решил дождаться ее в это утро. Она должна была появиться, просто ему сказала ее старшая сестра. Когда она появилась, он сразу приободрился, хотя на душе было тревожно. Все, что еще недавно казалось таким простым и обнадеживающим, ныне рассыпалось, как труха.
– Здравствуй, Наталья Семеновна!
Он снял шапку, поклонился.
– Здравствуй, Прохор Иванович, – тихо ответила Наталья, опустив голову.
– Давненько мы не виделись!
– Я уж и не помню.
В голосе ее Прохор уловил холодок безразличия. Знал он причину, но не хотелось верить. Ведь он, Прохор Осколков, не простой паренек, отец его богатый купец, и все наследство ему останется. Не привык он к отказам, но если припомнить, Наталья и раньше не слишком податливой была. Может, потому ему и нравилась больше других московских девушек на выданье.
