Матвей быстро соскочил с коня, подошел к Тимофею, присел, проведя рукой по спутанным блеклым волосам:
– Тимофей, слышишь меня? Это я, Матвей Ширшов! Узнаешь?
Тимофей еле заметно кивнул.
– Откуда ты? Из Крыма? От татар?
И снова кивок. В помутневших глазах Тимофея как будто прояснилось.
– Попить дай…
– Сейчас, сейчас.
Дали ему вина. Он сделал несколько глотков, помолчал, потом выдохнул:
– Из Крыма я… убег…
– Мы уж тебя схоронили.
– Рано хоронить.
– А еще кто с тобой был?
– Игнат, Самоха…
– Где же они?
– Игнат погиб. Его татарин зарубил. Про Самоху не знаю.
– А с тобой еще кто бежал?
– Я один смог убежать.
– Про Архипа ничего не слышал?
– Нет. А разве не убили его?
– Среди мертвых его не было. Семен от тоски изводится. Думает, что Архип у татар в неволе.
Подняли Тимофея казаки, он стоял пошатываясь.
– Наверное, на твоего посадим, – сказал Матвей, глянув на Арсения. – Он у тебя смирный.
Рябое лицо Арсения на солнце покраснело. Сам он хмурился, как будто не нравилось ему, что Тимофея Медникова нашли они в степи.
– Ладно, может, и так, – сказал он, отвернувшись.
Тимофея доставили на хутор Лебяжий.
* * *
Солнце клонилось к закату. Снизу оно казалось каким-то невероятно огромным темно-красным, тяжело остывающим шаром, выплавленным в небесной кузнице. И жара начала спадать.
Алексей смотрел по сторонам, опасаясь нежданной встречи. Но в этом краю, похоже, кроме птиц и зверушек никого не было.
Вон там место подходящее для ночлега. У опушки леса – поляна, трава по колено. Если ляжешь, никто не найдет. А если найдут…
О таком не хотелось думать. Алексей облизал пересохшие губы. Страх еще гнездился в нем, там, в глубине души. Сколько же он прошел за три дня? Немало. Но, кажется, недостаточно. Так маленький зверек бежит от хищного зверя, ищет норку, чтобы укрыться. Так укрыться, чтоб никто и никогда не нашел. Но разве такое возможно?
Слышал ведь он не раз, как ловили беглых холопов, ловили, били нещадно и возвращали хозяину. А там как бог даст. Кого – под батоги и до самых печенок, кожа лезла клочьями, кровь стекала ручейками, образуя лужицу под человеком. Выжил – хорошо, нет – жалеть некому. Другого и не довезут, сразу прибьют, хоть это и не по закону. Но если далеко везти, зачем лошадей ломать? Можно, конечно, у себя оставить. Но если прознают, в Москву донесут.
А что с ним сделают? Алексей содрогнулся, представив жуткую картину…
Он лежит, и его бьют кнутами. За смерть господского сынка ему тоже смерть! Но умрет он не так быстро и очень мучительно. Который уже раз вспомнилось ему, как все было. И была ли возможность избежать этого? Алексей пытал себя беспощадно. Иной раз уж думал: легче умереть зараз.
Сынок хозяйский, Алексашка, почти ровесник ему, может, года на два постарше. И зачем ему Улька понадобилась? Неужто других девок нет? Но как подумал об этом – сразу мысль: таких нет.
Ульяна в последний год очень похорошела, это все замечали. Заметил и Алексашка.
Вот оно как все вышло… Искал он Ульку, везде искал и нашел. Лучше бы не увидел ее тогда. Хотя как угадать, что дальше было бы?
Со двора господского вышла она в разорванном платье, на лице бледном подтеки от ударов, но глаза невидящие, чужие. Он к ней подскочил, глядит, а она смотрит и не видит. Пусто в глазах.
– Что, что, Ульяшка?
– Ничего…
Он все понял сразу, но как будто хотел убежать от этого, ждал иного разъяснения. Не верил, что ли?
– Да кто, кто?
