Сновидения пивного пьяницы - страница 23
Дело было сделано. О том, чтобы сдавать брусья в таком виде, не могло быть и речи. Тётя Глаша – приёмщица металла – сразу поймёт, что это искалеченный спортивный снаряд. Не возьмёт – это в самом лучшем случае, а то и полицию вызовет.
– О том, чтобы сдавать брусья в таком виде, не может быть и речи, – сказал третий, – она сразу всё поймёт, это же очевидно.
– И что ты предлагаешь?
– Нужно распиливать. Разделить стойки с этими штуками, потом ещё раз – всё напополам.
Когда со всем было покончено, то, что осталось от брусьев, было присовокуплено к другому украденному или найденному металлу, на весах оказалось 113 килограмм, и наши друзья получили 790 рублей чистой прибыли…
Атлантида, дурные сны и соседство со скотами
Дождь третий день не перестаёт. Ночь. А я сижу в машине – такси – и слежу за мужичком, что снаружи. Волосы поредели, но зачёсаны назад. Носит серый костюм, коричневые туфли с острым носком, телогрейку и коричневый плащ. В очках – в общем, похож на художественного руководителя. Так и есть, слышу, как он говорит по телефону:
– Любочка… Любочка! Да. Вы нужны мне. Всё начнётся завтра, в 12.00. В ДК «Ростсельмаш». Да. Это рядом с вокзалом. Что? Ну уж постарайтесь, Любочка, вы очень мне нужны!
Я слушал, как тарабанит дождь по машине, и тут мы поехали. А мне вспомнилось, как ещё в школе, классе в шестом, я написал стишок про дождь. Заканчивался он так:
«Он стучит и стучит, он похож на меня,
Он ведь тоже молчит…»
Я показал его педагогу по литературе. Это была престарелая дама с ярко-красными губами и аристократическим пенсне. Она небрежно пробежала глазами и вернула мне, сказав что-то вроде:
– Литература завтра первым уроком. Не забудь сменную обувь.
Я даже немного обиделся…
Уже двадцать лет я не был маленьким. Пятнадцать – не играл в войнушки. И десять – не бравировал своим возрастом. Когда-то я учился в школе. Не любил книги. Не участвовал в самодеятельности…
В классе висело несколько продуктов самодеятельности, а именно: виниловая пластинка, облепленная семенами подсолнуха, две экспозиции бумажных цветов абстракционного смысла, человечек, слепленный из спичечных коробок…
Думаю, не менее четверти времени в этом классе я провёл в углу.
– Постой в углу, остынь немного, – говорила моя первая учительница – Галина Петровна, – а к доске по-ойдё-ёт…
Кроме нескольких драк и педсоветов, я также помню весьма колоритные записи в дневнике:
«Повредил Блондареву В. глаз ручкой».
Или:
«Пил Coce (по-английски) на уроке!»
И совсем уж неприглядное от преподавательницы иностранного:
«Уважаемые брат и мама! В четверти будет 2! В году – тоже 2. Я настоятельно советую вам принять меры! Он ничего не учит и ничего не хочет…»
У меня было пять двоек в четверти, так что ещё одна двойка – вещь чуть ли не заурядная.
В школе высокая учительница по психологии – с красивыми и длинными ногами – она разрешила нам называть её просто – «Света». Это был, как она думала, педагогический приём. Одноклассники этим чертовски гордились – «Я сказал ей „Света“!»
Я называл её на «вы» и по имени-отчеству.
Победы я не чувствовал. Порицания – тоже.
Водитель довёз меня до дома. Денег с собой не было.
– Погоди, сейчас домой схожу, тогда расплачусь, – говорю ему.
А он:
– А если не вернёшься?!
– Вернусь. Три минуты.
И он мне поверил. Всё же нельзя быть таким доверчивым. В России живёшь, тем более – в Ростове. Нетрезвые ноги вознесли меня на второй этаж, я взял 500 рублей, спустился и расплатился. Затем сел на лавочку перед подъездом – покурить. Да-а-а, думаю, да-а-а… Сколько стоит сегодня «слово чести»? А сколько просто – «слово»? Удивительно быстро время перемалывает все человеческие устои, рушит все постулаты, низвергает святыни. Ещё в девятнадцатом веке далеко не все умели читать и писать, а сегодня уже замызганная бабка вас в биотуалет не пускает.
Похожие книги
