Сновидения (сборник) - страница 41



Ален поднялся, поцеловал ее в щеку и вышел. Он поднялся в комнату Катрин, распахнул потайную дверь, улегся на кровать и моментально уснул.

Легкой тенью проскользнула мимо него Ванесса и исчезла в лабиринте винтовой лестницы. Она подошла к двери, возле которой недавно стояли Анри и Катрин, открыла замок и вошла внутрь маленькой, похожей на келью, комнаты. Она подошла к мраморному надгробью, расположенному в центре, и, проведя рукой по витиеватым буквам, прошептала:

– Покойся с миром Катрин Ванесса Жермен.

Мадам Ванесса зажгла свечу, опустилась на колени, обняла холодный мрамор и сказала:

– Ах, какой бы ты была красавицей, Катрин… Ах, как бы мы любили тебя, если бы ты появилась на свет. Но…

Мадам Ванесса поднялась, задула свечу и, присев на мраморный пьедестал, улыбнулась.

– Я подписала завещание, по которому девушка по имени Катрин становится наследницей моего состояния. Когда-нибудь она придет в эту комнату, увидит надгробие с датами 1977 – 1978 и подумает, что ты умерла малюткой. Катрин Мере, наверняка, удивится, почему мы не похоронили тебя, как положено? Она будет возмущена, испугана, расстроена, но никто не раскроет ей тайну. Нашу тайну… – Ванесса рассмеялась. – Ален поклялся не рассказывать о том, что у нас никогда не было детей. Тебя, Катрин Ванесса мы просто придумали. Зачем? Чтобы заново построить лодку счастья вместо разбившейся о скалы быта сказочной королевской ладьи.

Ванесса закрыла глаза и нараспев проговорила:

– Сердцем, бьющимся блаженно,
В ожиданьи высшей цели
Ваши лживые печали
Мне до смерти надоели.
Ухожу от вас я в горы,
Где шумят густые ели,
Где журчат ключи и птицы
Вьются в облачной купели[6].

Я скоро уйду, а ты останешься, как напоминание о нашей с Аленом любви. О возвышенно-печальной любви, пережившей невзгоды…

Мадам Ванесса поднялась и поспешно вышла, плотно прикрыв за собой дверь. Она легко зашагала вверх по лестнице, словно ей было не восемьдесят, а восемнадцать. А ей и было всего лишь восемнадцать лет. У любимых и любящих, возраста нет. Он есть лишь у обремененных заботами тел, потерявших свои души, продавших их ради славы, наслаждения, богатства.

Но любовь нельзя купить ни за какие богатства мира. Поэтому не стоит превращаться в бездушное существо, несущее груз забот и прожитых бездарно лет. Так учила Ванессу бабушка Антуанетта, встретившая свою самую большую любовь в восемьдесят лет.

Они сидели на бронзовой скамье, установленной на крыше, и смотрели на Париж. И если бы не вечный символ Эйфелевой башни, то можно было подумать, что они попали в другой мир, где властвуют законы совершенства, законы возвышенной любви, законы вечности.

Ночь пела влюбленным колыбельную, ветер играл на флейте, звезды посылали мерцающий свет, выводя на темном небосводе имена: Мария Антуанетта Гонкур и Габриэль Анри де Лакруа…

Об этой любви не знал никто. Но откуда же тогда на крыше дома де Лакруа старинная бронзовая скамья, а в замке Мильфлер помутневшее бронзовое зеркало работы Каффиери?

Дневник Антуанетты

Катрин Мере и Анри де Лакруа выбежали из замка Мильфлер, весело смеясь. Возле входа в метро Катрин остановилась и, с подозрением глянув на Анри, спросила:

– А вдруг вы не тот, за кого себя выдаете?

Он скрестил на груди руки и без тени улыбки ответил:

– Вы правы.

– Права в чем? – удивилась Катрин, почувствовав, как подкашиваются ноги. Ее сон-видение молниеносно промелькнул перед внутренним взором. Сразу стало холодно и тоскливо. Даже солнце спряталось за серую тучу. Катрин поежилась. Ей захотелось опрометью броситься прочь, не дожидаясь ответа Анри.