Сны деревни Динчжуан - страница 33

Моему дяде тогда едва исполнилось восемнадцать, услышав такие слова, он ругнулся себе под нос: «Ети ж твою прабабку, тебе деньги прямо в поле несут, а ты нос воротишь» и встал у межи дожидаться моего отца. Отец подъехал, постоял немного рядом с дядей, наблюдая за Ли Саньжэнем, а потом направился вглубь поля. Земля под его ногами была теплой и рыхлой, точно вата, и с каждым его шагом выпускала облачко сладкого песочного тепла. Поравнявшись с Ли Саньжэнем, отец не стал эйкать, а сказал:

– Почтенный староста. – И мотыга Ли Саньжэня застыла на полпути к земле, а сам он ошалело уставился на моего отца.

Почти два года никто не звал его старостой.

Отец сказал:

– Почтенный староста…

Ли Саньжэнь молча опустил мотыгу.

– Почтенный староста, на днях я ездил в уездный центр на совещание по обмену опытом в кровоторговле, – сказал отец. – Глава уезда и заведующий отделом образования недовольны Динчжуаном, говорят, мало крови продает наша деревня, говорят, в Динчжуане нет ни старосты, ни партсекретаря, некому выйти на передовую, и потому начальник уезда вместе с завотделом Гао решили назначить старостой меня.

Тут отец умолк и заглянул в лицо Ли Саньжэня.

А Ли Саньжэнь заглянул в лицо моего отца.

– Я, конечно же, отказался, – продолжал отец. – Сказал начальнику уезда и заведующему Гао, который спас Динчжуан от нищеты, сказал им так: кроме нашего почтенного старосты, никто другой занимать этот пост не может.

Ли Саньжэнь вытаращил глаза.

– Не смотрите, что мы Дины, а вы – Ли, – говорил отец. – Хоть мы и не родня, я лучше других знаю, что покуда вы живы, все ваши помыслы отданы Динчжуану.

– Покуда вы живы, – говорил отец, – никто не посмеет занять ваш пост.

– Покуда вы живы, – говорил отец, – разве кто согласится занять ваш пост?

Договорив, отец развернулся и зашагал обратно. В перекопанной супеси скакали лягушки и кузнечики, одна лягушка запрыгнула отцу на ногу, и от ноги по всему телу тотчас же разлилась прохлада. Отец стряхнул лягушку и зашагал дальше. Вышел к меже и услышал позади себя голос Ли Саньжэня:

– Хой! Иди сюда! Была не была, продам тебе еще крови!

– Дядюшка, – ответил отец, – у вас лицо пожелтело, давайте обождем пару дней?

– Я уже столько всего пережил, пролью немного крови, ничего мне не будет. Твою налево, – сказал Ли Саньжэнь, – если стране так надо, пролью немного крови, ничего мне не будет.

И Ли Саньжэнь лег под софорой на краю поля, подложил под голову рукоять мотыги, а пакет для плазмы отец пристроил на ветке. Дядя проткнул руку Ли Саньжэня иголкой, и его кровь потекла по пластиковой трубке толщиной со столовую палочку, потекла прямиком в пакет.

На пакете было написано, что его емкость – пятьсот кубиков, то есть один цзинь, но на самом деле в него входило шестьсот кубиков, то есть цзинь и два ляна[17]. А если пощелкивать по стенкам пакета, пока набираешь кровь, войдет и семьсот кубиков – цзинь и четыре ляна.

Отец набирал кровь и пощелкивал по пакету, объяснял, что иначе кровь может свернуться. Пощелкивал и переговаривался с Ли Саньжэнем.

Говорит ему:

– В деревне, кроме вас, просто некому быть старостой.

– Мне оно осточертело, – ответил Ли Саньжэнь. – И так всю жизнь отпахал.

Отец говорит:

– Вам еще и пятидесяти нет, возраст самый подходящий.

– Если я вернусь к делам, – ответил Ли Саньжэнь, – тебя, Дин Хой, назначу своим помощником.

Отец говорит:

– Я так и сказал начальнику уезда и заведующему Гао, сказал, что, если вас не вернут в старосты, бей меня смертным боем, а я никакого поста не приму.