Сны деревни Динчжуан - страница 34

– Сколько там набралось? – спросил Ли Саньжэнь.

– Не волнуйтесь, чуть-чуть осталось, – ответил дядя.

И они наполнили пакет до краев.

Пакет надулся, как залитая водой резиновая грелка, тронешь его пальцем – трясется. И по бескрайнему пыльному полю разлился густой сладковатый запах крови. Отец вытащил иглу, снял с ветки пакет и вручил Ли Саньжэню сто юаней.

– Сколько сдачи? – спросил Ли Саньжэнь, принимая деньги.

– Кровь подешевела, – ответил отец. – Теперь за один пакет даем восемьдесят юаней.

– Значит, двадцать, – сказал Ли Саньжэнь.

Отец схватил его за руку:

– Почтенный староста, дядюшка Саньжэнь, ваша сдача для меня все равно что пощечина, я бы даже пятьдесят юаней у вас не принял, не то что десять или двадцать.

И смущенно взял деньги. Они с дядей уже собрались идти, но Ли Саньжэнь вдруг весь побледнел, пот бежал по его лицу, будто капли дождя по воску. Он поднялся на ноги, сделал три шага, качнулся и сел на корточки, опираясь на мотыгу.

Кричит:

– Дин Хой! Голова страшно кружится, перед глазами все плывет!

– Я же говорил обождать, а вы ни в какую! Давайте за ноги вас подвесим, кровь к голове пустим?

– Вешай, – согласился Ли Саньжэнь.

Лег на краю поля, а отец с дядей взяли его за ноги и подняли вниз головой, пустили кровь от тела к мозгам. И чтобы как следует напитать голову Ли Саньжэня кровью, отец с дядей аккуратно потрясли его за ноги, как трясут постиранные штаны, сливая воду от штанин к поясу.

Потрясли, отпустили Ли Саньжэня, спрашивают:

– Лучше?

Тот кое-как поднялся на ноги, сделал два шага и улыбнулся отцу:

– Гораздо лучше! Я уже столько всего пережил, ничего мне не будет!

Отец с дядей уселись на велосипеды и покатили дальше.

А Ли Саньжэнь, опираясь на мотыгу, пошел перекапывать свое поле. Его так качало, что отец с дядей думали, он вот-вот свалится на землю, но он не свалился, вышел на середину поля, обернулся и прокричал:

– Дин Хой! Когда вернусь на пост старосты, тебя поставлю своим замом!

Отец с дядей поглядели на него, улыбнулись и покатили в Динчжуан. А в Динчжуане увидели, что на всех солнечных пятачках – и у околицы, и вдоль главной дороги, и в укрытых от ветра переулках – лежат деревенские, отдыхают после продажи крови, ноги задрали повыше, а голову опустили пониже, чтобы не кружилась. Кто-то устроился у себя во дворе: снял дверь с петель, один край положил на высокую табуретку, другой на скамеечку пониже и лег на дверь, как на кровать, головой вниз. А кто помоложе, выстроились вдоль стен и стоят вверх тормашками, будто луковицы, «мозги кровью поливают». Отец с дядей с первого взгляда поняли, что, пока они собирали кровь по дальним деревням, динчжуанскую кровь тоже кто-то собрал. Они встали как вкопанные посреди улицы, отец не сказал ни слова, а дядя выругался:

– Ети ж твою бабку!

– Ети ж твою прабабку!

Не знаю, кого он хотел обругать..

Ли Саньжэнь начал продавать кровь, когда ему было под пятьдесят. Начал продавать, да так и увяз. Увяз, ни конца ни края не видно.

И десять лет спустя заболел лихоманкой. Лихоманка скрутила его сильнее, чем всех остальных. Так скрутила, что у него не было сил даже слово сказать. Вот тебе и конец, и край. Вот тебе и конец – Ли Саньжэнь десять лет ждал, что его вернут на пост старосты, но все эти годы деревня обходилась без начальства, и из волостной управы никто так и не приехал, чтобы назначить нового старосту..

Ли Саньжэнь состарился.