Ещё дальше в тени больших тополей сидит молодая пара студентов. Парень о чем-то уверенно рассказывает своей спутнице, показывая периодически экран мобильного телефона, а девушка смотрит на него влюблёнными глазами и глотает каждое слово.
Мысленно отматываю время в прошлое. Примерно на тринадцать лет.
Я сижу в летнем жёлтом сарафане, который папа привёз мне из заграничной командировки, на той же скамейке и внимательно слушаю сбивчивый рассказ Марка о какой-то супер талантливой группе музыкантов. Он за два дня успел заслушать их единственный альбом до дыр.
Молчанский делится со мной одним проводным наушником, второй вставляет себе в левое ухо. Включает в плеере песню, которая больше всего запала ему в душу.
Сейчас уже не могу вспомнить ни названия той песни, ни тем более её слов. Даже название группы не всплывает в мыслях.
Помню только ту атмосферу, которая витала в воздухе, между нами. Помню тот трепет, робость и наше обоюдное волнение. Это была первая совместная прогулка, наше первое свидание как пары.
Мы привыкали друг к другу, робели взяться за руки, стеснялись переплести пальцы. О поцелуях или чем-то большем даже и мыслей не было. По крайней мере, у меня.
Сработавшая сигнализация в другом конце двора возвращает меня в настоящее.
Улыбаюсь сама себе и выхожу из машины.
Немного жаль, что с Загорским у нас нет таких трепетных юношеских воспоминаний. Мы с Димой повстречались уже достаточно взрослыми и самостоятельными. Мимо нас прошло время для таких сантиментов.
Достаю из багажника пакет с подарками. Затем с заднего сидения забираю букет розовых георгин, которые так обожает мама. Чемодан оставляю в багажнике. Решаю, что спущусь за ним позже.
Блокирую автомобиль и включаю сигнализацию. Здороваюсь с сидящими на лавочке бабушками и захожу в подъезд. В лифте жму кнопку девятого этажа, мысленно считаю секунды. Волнуюсь немного.
Пятьдесят восемь, пятьдесят девять…
Постарел ты, старичок. А раньше ты справлялся с такой высотой всего за тридцать восемь секунд.
— Доченька, наконец-то ты приехала, — восклицает мама, как только разъезжаются двери лифта.
Именинница стоит в дверном проёме и качает головой. Она одета в светло-коричневый брючный костюм, который я презентовала ей на это восьмое марта.
— От Марии Леонидовны по-прежнему ни спрятаться, ни скрыться. – Подхожу ближе и целую маму в щеку. — Доложить успела о моем прибытии, да? Никакого сюрприза не сделаешь так.
— Она — несменный блюститель порядка нашего двора. И днём, и ночью на своём посту, — отшучивается мама, обнимая в ответ.
— Восемьдесят пять, а она все ещё не хуже Мухтара.
Мы хохочем на всю лестничную клетку. Целую мать в другую щеку и вручаю привезённые презенты.
— С днём рождения, мамуль!
— Ой, Ева, да что ж ты через порог-то передашь всё? Нельзя так. Проходи сначала домой.
— С каких пор в этом доме опасаются всяких примет?
Я послушно следую за взволнованной именинницей вглубь квартиры. Оставляю у порога свои бежевые туфли и касаюсь уставшими ступнями холодной напольной плитки. От такого контраста температур я практически стону вслух.
— С тех самых пор, как мать увлеклась новым сериалом, доча. — выйдя из кухни, по секрету весело шепчет мне папа.
Его праздничная белая рубашка уже расстёгнута на две пуговицы, рукава небрежно закатаны на три четверти. В руках он держит две новенькие бутылки прозрачного алкоголя.
— Здравствуй, Ева. Ты почему одна? А где Дмитрий?
