– Без денег?
– А зачем они? У меня талант, а он дороже…
Проводнице было недосуг слушать всякую всячину, накоротке обронила:
– Я за тобой еще вернусь.
И ушла. Парень заткнул книгу под рубаху. Молчал.
– Сразу прижух! А то – «матушка», «папашка»…
– Нет, я думаю…
– Думай не думай, а от Вязовки пехом придется домой добираться. Небось, мать обрадуется – сын приблудный явился!
– Не обрадуется… Она – алкоголичка.
Дед Матвей и тетка переглянулись, в один голос спросили:
– Опять комедию играешь? Репетируешь?..
В окне беспросветная темь. В коей несложно и заблудиться.
От подошедшего к вокзалу поезда пахнуло нездоровым, тепловато-протухшим воздухом. Степан вглядывался в людскую толчею, выискивая племянницу. Вчера из Москвы позвонила сестра: «У Вероники каникулы. Пусть с недельку поживет у тебя…» И она всхлипнула. А может, какой посторонний звук? Может, просто послышалось? Ведь вон какая даль!
Не он, а Вероника его угадала.
– Привет, дядечка!
Обняла его за шею, поцеловала в губы. Он учуял смешанные запахи духов, сигарет и вина. Ожидал увидеть девочку-подростка с угрястым подбородком. – Когда же ты успела? С меня ростом!
Племянница лукаво подмигнула:
– На перроне будем объясняться? Идем.
Она по-свойски взяла его под руку.
В квартире царил некий беспорядок.
– Не ошибусь, если скажу, что тетя Катя в отъезде.
– Да. Уехала в санаторий. Подлечиться.
– Сердце?
– Нет… Да это тебе не надо знать.
– А-а, я поняла… Мама говорила, что у вас дети не рождаются.
– Ну вот, оказывается, ты в курсе…
– Мы родные и должны все знать друг о друге, чтоб при необходимости…
Степан перебил ее:
– Потом пофилософствуем. Марш в ванную. А я стол накрою.
Разрумянившаяся Вероника через некоторое время вошла в зал. Рассмеялась:
– Это называется стол накрыл – две миски молочной лапши и горбушка хлеба!
– Чего бог послал.
– Ох, мужички… Куда уж вам без нас, баб!
Она вытащила из своей сумки ветчину, пол- литровую банку черной икры, коробку конфет, бананы и бутылку коньяка.
– Начнем пировать!
Сама налила в стаканы:
– За встречу, дядя!
– Постой. А тебе не рановато ли?
– Ты же сам недавно сказал, что я повзрослела.
– Ладно. Но только одну стопку. И ни глотка больше. А то…
– А то мамке на меня пожалуешься, и она а-тата! – по попке неразумное чадо!
Вероника грациозно откинулась на спинку кресла, высоко оголив ноги и круто подъемля грудь:
– Можно я закурю?
Прижмурившись, затянулась сигаретой:
– Между прочим, дядя Степан, моя мама тебя очень ценит, называет умным, порядочным, самостоятельным. А меня нет… ругает и ругает!
– Значит, есть за что.
– А я разве виновата, что меня в Артеке пионервожатый изнасиловал! Что пацаны ко мне в спальню через форточку забираются, когда мама на телеграфе дежурит!
– Тебе поспать надо… отдохнуть с дороги.
– А ты мне пустышку дашь в рот? И колыбельную споешь?
Вероника нахально-бесстыже покрутила кончиком языка:
– Скажи, вашенские Машки курят сигареты с красным фильтром?
– Таких сигарет я не знаю.
– Ну да, ты же на необитаемом острове живешь! Не прикидывайся…
– Глупая же ты девка! Представляю, как с тобой живется твоей матери!
– Ей со мной хорошо живется.
– Не думаю. Было бы хорошо… – сейчас ему стало понятно, почему сестра при телефонном разговоре всхлипнула.
– Да знаю, знаю… она меня выслала сюда на перевоспитание. Чтобы ты положительно повлиял на свою разнузданную, непутевую племянницу. И чтобы она вернулась к маме, как Мария Магдалина из пустыни, святая! Не так, что ль? – Вероника зевнула: – Спать хочу.
