– С тобой растолстеешь… скорее всего…
Глаза Бориса поплыли в разные стороны и словно отбелились. Он, как бы в отместку, налил полный стакан, выпил не поморщившись. Кларе в самый раз ускользнуть, убежать из дома, прихватив и дочь, что она и хотела сделать. Да не удалось. Муж, смекнув что к чему, проворно схватил ее за руку:
– Куда настропалилась? А концерт? Щас разденешься догола и плясать будешь, развлекать меня!
– Дочь постыдился бы…
– Чего?! Ну-к, и ее сюда! Так сказать, семейный эротический танцевальный ансамбль! Галка, в круг! Включаю Азизу! Поехали!
Он рванул платье с Клары.
– Давай руками вот так… навыворот! А бедром… бедром тряси! А ты, Галка, подпрыгивай, как козленок на лужайке, и подголашивай! Громче! Громче! Ох, Азиза, мечта моя! Куплю «мерседес», прикачу к твоему дворцу, королева, буду пальчики твоих ножек целовать!
Клара изо всех сил старалась, чтоб угодить извращенцу, деспоту. И дочке делала знаки – кивала головой, моргала глазами, мол, и ты старайся. Разве лучше быть побитыми в кровь! Ее щеки заливали слезы, сколь долго еще терпеть? За какие грехи?
Борису, видимо, захотелось еще выпить водки. Повелительно махнул рукой:
– Ну, хватит вам! Ишь, понравилось голяком, скакать! Бесстыжие твари!
Клара и Галя надели платья. Он опять – к жене:
– Роди мне сына. Чтоб к зиме был… Иначе…
– Роди-роди… А как?
– Аль забыла?
– Ветром, что ль, надует? Ты же не способен…
– Это я не способен? Я донской казак! Где моя шашка? Зарублю!..
Борис схватил нож, замахнулся… И в эту секунду ударил грозовой разряд, расколотое стекло брызнуло по комнате! Лицо Бориса судорожно искривилось, он выронил нож, закачался, посиневшим ртом хватая воздух.
Ефимка проходил срочную службу в городе. Было увольнение. И он познакомился с девушкой Ларисой. Она оказалась тоже из сельской местности, а здесь училась в техникуме. Погуляли по набережной. Скушали по мороженому. А расставаясь, договорились в следующее воскресенье вновь встретиться. В назначенный день и час Ефимка пришел к месту свидания. Ждал три часа. Обморозил уши, нос. Пожилая женщина проходила мимо. Остановилась. Пожалела:
– Сынок, все стоишь? Я на рынок съездила. Вернулась. А ты все сгибаешь на стуже! Ох, не стоит она того! Плюнь ты на нее!
Не плюнул. Потому что не мог он этого сделать. В душу Лариса вошла – глубоко, прочно. Снилась по ночам, румяная, налитая как спелое яблоко…
бежит… или катится по дорожке… А он – следом… С горящим взором! Схватить намеревается. И ясно не мог понять, кто же она – яблоко? или девушка? Просыпался с учащенным сердцебиением. И тоже не понимал – от радости это или от огорчения?
А позже в яви сбылось – они стали жить вместе в родной станице Ларисы. Он – сантехник. Она – в торговле. Она – на виду у людей, у начальства. И собой видная. А Ефимка как бы за ее «широкой» спиной, его как бы незаметно. Но поднесут ему стопку как магарыч, заведется с полуоборота, гордо стучит в грудь кулаком:
– Сам мэр станицы мой закадычный друг! Вчера звонил, о моем здоровье справлялся. Ты, говорит, Ефим Спиридонович, боже упаси хворать! Ты, говорит, один такой толковый сантехник на весь околоток! Как же мы без тебя?! Вся канализация моментом захиреет!
При этом он неуклюже переступает с ноги на ногу на сбитых набок каблуках, спиной, как шелудивый хряк, чешется о близкий твердый предмет и с достоинством дымит сигаретой «Прима». Но хмель улетучивается. И Ефимка становится прежним – рассеянно-озлобленным, мнительным, неуверенным в себе. Косолапой походкой ломает, губит обувь.
