Скажем так, нормально покупаться мне так и не удалось. Я только намочила тело, нашла кусок простого белого мыла и намылилась, когда в дверь раздался грохот. Сперва подумала, что оборвались очередные переговоры или еще что стряслось… Но когда мужские грубые голоса потребовали, чтобы я им открыла и цитирую: «Продемонстрировала женские прелести!», то вылетела из душа, даже не смыв до конца пену. Обмоталась одеялом и забилась в угол, испуганно дрожа и крепко сжимая заточку в руках. Как будто я умею ей пользоваться, в самом деле! Давайте откровенно, если я попытаюсь этой штукой защититься, то нанесу себе еще больше вреда.
Голоса почему-то стихли, и от этого я напрягаюсь еще сильнее, внимательно прислушиваясь к каждому шороху. Но кроме своего сбитого дыхания и гулко стучащего сердца ничего не слышу.
Может, ушли?
И только я хочу выдохнуть, как слышится несколько приглушенных ударов и стонов, словно происходит какая-то потасовка. Еще полминуты возни, после чего в дверь сильно и громко стучат.
— Открывай! — рявкает Бахметов.
Я все еще нахожусь в замешательстве, поэтому не сразу реагирую.
— Открывай, черт возьми! — поторапливает меня Дамир, отчего я буквально подскакиваю на ноги и подлетаю к двери.
Уже тянусь к металлическому замку, когда вдруг охрипшим голосом осторожно спрашиваю:
— Ты один?
— А ты? — едко парирует.
— Конечно!
— Открывай! — требует Бахметов, и я не смею ослушаться.
Открыв дверь, отхожу, почему-то прижимая руку с заточкой к груди.
Дамир заходит в камеру, сканирует меня глазами, что-то явно нелицеприятное бормочет себе под нос, а потом зло кидает:
— Что из слов, другим не отвечай, ты не поняла?
— Я все поняла, — обиженно вскидываюсь. — Я никому не отвечала.
— Если бы ты никому не отвечала, то тебя бы не караулили под дверью, — вполне резонно замечает Бахметов, складывая руки на груди.
— Я просто пошла в душ… И наверное они услышали звук воды, — пристыженно признаюсь.
Ладно. Да, я идиотка. Ну, а что мне еще оставалось делать? Купаться в присутствии Бахметова? Нет уж, спасибо!
— Господи, за что? — щипая себя за переносицу, на выдохе обреченно произносит Дамир. — Послушай, пташка, я хочу чтобы ты следовала моим советам, которые я тебе даю. Если не хочешь, чтобы тебе твои перышки ощипали и… Что ты делаешь? — он недоуменно таращится в район моей груди, к которой я прижимаю заточку. — Это орудие защиты, а не талисман, черт побери!
Опускаю руку и неловко поправляю сползающие с плеч одеяло.
— Я не умею таким пользоваться.
— Значит, придется научиться, — тоном не терпящим возражений, заявляет.
Делает решительный шаг на меня, и я даже понять не успеваю, как оказываюсь обезоружена, прижата спиной к его торсу и со скрученными руками за спиной.
И, боже мой, одеяло на моих плечах держится на одном честном слове!
Поскольку из моего рта вылетает все что ни попадя, и только потом мозг анализирует, я истерически верещу:
— Я голая!
— Очень сомнительный способ остановить нападающего, пташка, — глумливо усмехается мне в ухо Дамир.
— Я правда голая, — жалко протягиваю. — Я не успела одеться. Отпусти, пожалуйста…
Бахметов, услышав мои слова, наоборот крепче прижимает к себе, медленно поднимает руку от талии до ключицы и нежно проводит по голому участку кожи. Странное томление образовывается внизу живота, а мои мысли наполняются картинками абсолютно неприличного содержания.
Нет, я понимаю, что со мной происходит… Но отказываюсь это принимать! Между нами ничего невозможно! Ничего.
