– Скоро, вот-вот начнётся.
Наконец настал долгожданный момент. Держа отца за шею, на его руках, мы вышли на улицу. Все встречные удивлённо спрашивали:
– Вай, куда вы, такие красивые собрались?
Я с гордостью отвечал:
– Иду на собрание!
Во дворе клуба никого не было – все уже были в зале, но мы не опоздали. Отец внёс меня на руках. Зал был переполнен, почти не было свободных мест. Увидев нас, зал на миг притих, прошёл шёпот, и с разных сторон начали звать отца, предлагая место рядом. В центре зала с правого ряда для нас потеснились. Отец сел, а я уселся у него на коленях.
Все обратили на нас внимание, спрашивали, расспрашивали, шутили со мной. Я уже пользовался определённой «славой» в деревне как разговорчивый и шаловливый ребёнок, не по возрасту.
Наверное, это было первое моё посещение в зал клуба, да ещё при таком большом количестве людей. На сцене за столами сидели важные лица из райкома и города. Я с любопытством осматривал зал и параллельно отвечал на лукавые вопросы сидящих рядом.
Председатель колхоза Михаил Арзуманян, которого называли председатель Мухан, вышел на трибуну. В зале воцарилась тишина. Говорил только он – громко и резко.
И тут начался мой шквал вопросов:
На стенах висели большие масляные портреты, которые сразу привлекли моё внимание. Я начал расспрашивать отца:
– Папа, а кто это?
– Ленин.
– А что он делает?
– Он проводит собрание на броневике.
– Папа, а это кто?
– Тоже Ленин.
– А, что он делает?
– Принимает делегатов от рабочих и крестьян.
– Папа, папа, а это кто:
– Опять Ленин, сынок.
– А здесь, что он делает?
– Чай пьёт.
И так далее – то он встречает Новый год с детьми у ёлки в Сокольниках, то пишет письмо, то смотрит в далёкое будущее. Везде Ленин – в разных образах, в разных позах, в разных событиях.
Кто не вырос в годы советской власти, тому трудно представить, кем был Ленин и каким бессмертным был его образ. Он был идолом из идолов, святым из святых, богом из богов для правящей партии и власти. Это внушалось народу до мозга костей. Кто бы осмелился подумать что-то «не то» о Ленине?
Те, кто сидел рядом, внимательно слушали мой диалог с отцом, переспрашивали друг у друга, пересмеивались. И тут я замолчал, как будто обдумал всё услышанное, и вдруг меня осенила интересная мысль:
– Папа?
– Да, родной?
– Везде его рисовали, а почему в сортире тоже не рисовали, когда он какал?
Сказал – и всё! Всплеск дикого, неудержимого смеха сотряс сидящих рядом, и зал застыл в удивлении. Смех волной покатился в самые дальние углы зала, и остановиться уже было невозможно.
Председатель на сцене покраснел, замер, не понимая, над чем смеётся весь зал. Один из сидящих на краю стола подозвал к себе кого-то из первого ряда, спросил, в чём дело, выслушал – и сам прыснул от смеха. Рассказал соседу, тот – своему, и так дошло до всех.
Смеялись все. Один председатель был в неведении и неловком положении.
– Что случилось? – с раздражением крикнул председатель.
– Товарищ Арзуманян, ничего, просто ребёнок пошутил – и зал оживился, – попытался смягчить ситуацию его заместитель, указывая в нашу сторону.
Кода весть дошло и до председателя, он начал краснеть и в ярости крикнул на отца:
– Эй, ты, забери своего сорванца и выходите вон отсюда, быстро!
Отец поднял меня на руки и выходил из зала, а люди с сожалением смотрели нам вслед.
Некоторые даже пытались меня подбодрить, но я, не в силах сдержать слёзы от волнения, не понимал – за что этот «шан тга» (сукин сын) председатель не даёт нам остаться в этом волшебном и тёплом зале, полном радости и очарования ко мне…
