Мы вышли на открытую веранду, примыкающую к клубу, и папа пытался успокоить меня. В этот момент подходит дядя Хачатур (Хачатор даи), который как раз опоздал на собрание.
Высокий, статный, седовласый старик с густыми и длинными усами, в военной гимнастёрке, грудь усыпана сверкающими орденами.
Дядя Хачатур – один из героических участников Великой Отечественной, ветеран многих боёв и уважаемый человек в селе.
– Вай, это сладкий наш мальчик чего это тут плачет? – сказал он, беря меня из рук отца в свои крепкие руки. Я, заворожённый его сверкающими наградами, постепенно начинал успокаиваться.
– Это председатель… этот Мухан… выгнал нас, – всхлипывая, жаловался я и снова разрыдался.
Дядя Хачатур достал из кармана шоколадную конфету и протянул мне.
– А что случилось-то, за что это он выгнал? – с интересом спросил он.
Отец стал рассказывать, что произошло. Дядя Хачатур рассмеялся звонко и искренне:
– Ох ты ж, родной ты мой, как же я не смеялся давно так! Молодец, правильно сказал! Пусть теперь председатель сам на себя обижается, если не выдержал детской правды!
Увидев весёлое и уверенное лицо дяди Хачатура, я приободрился.
– Я этого председателя Мухана… – с гордостью бранил «запретным матом», чего наглая деревенская молодёжь учила меня.
Дядя Хачатур снова громко рассмеялся:
– Председатель ошибся, зря он выгнал тебя! Да разве можно такого сладкого мальчика выгонять? Пошли, родной, пойдём со мной, не бойся никого!
И он, прижав мне к груди, к своим блестящим медалям, вновь вошли в зал. В ту же секунду зал взорвался аплодисментами и радостными возгласами. Председатель возмущённо требовал всех сохранять тишину и обратился уже к дяде Хачатур:
– Хачатор даи (дядя), прошу вас, проследите, чтобы ребёнок был спокоен, скоро уже начнётся концерт.
– Уважаемый председатель, да кому он, ваш концерт? Этот сладкий малыш – сам как концерт для нас! – с улыбкой ответил дядя Хачатур. – Не беспокойтесь, он будет тихим. Правда, сладкий мой?
Я опустил голову и молча кивнул.
Прошло почти полвека с того вечера. Поменялись поколения. Сельский клуб был отремонтирован несколько лет назад, и теперь выглядит свежее. На его стенах больше нет многочисленных портретов Ленина. Но в глубине моей души до сих пор живы те счастливые, незабвенные дни и живые образы трудолюбивых людей, которые и сегодня придают мне силу и вдохновение.
19 сентября 2013 г.
История одного разбитого кирпича
Когда меня привезли из роддома домой, весна только-только вступала в свои права. Я словно привнёс в наш дом аромат и свежесть весеннего пробуждения. Отец был счастлив – первый сын! Все односельчане поздравляли его: «С пополнением!» Только дед был недоволен, как хмурое весеннее облако, предвещающее дождь.
Рассказывают, что, впервые увидев меня, лежащего в кроватке, дед долго и пристально смотрел, а потом с горечью и будто бы вынося приговор произнёс:
– Это не наш ребёнок. Похоже, на Меликовый отпрыск…
По представлениям деда, я должен был быть светловолосым и голубоглазым – как моя сестра и дети всех его сыновей, то есть остальные внуки. Но я не оправдал его ожиданий. Дед разочаровался и никогда не брал меня на руки. Он не был богобоязненным человеком, не читал Библию и вряд ли знал, что «камень, отвергнутый строителями, может стать краеугольным».
– Кто такой Мелик? – спрашивал я бабушку Парандзем, когда уже был в сознательном возрасте и слышал эту историю.
