Славка от такого предложения не отказался и через несколько минут подошёл к ним.
Бородин Славку помнил. Это был высокий тощий блондин с длинными волосами, которые сейчас были в моде у молодёжи как подражание битлам или кому-то из современных иностранных поп-исполнителей музыки. Даже тем же «Пинк Флойдам», «Диппёпл» или «Европе».
Славка был неразговорчив и особо свои эмоции не выражал. Даже на том футбольном матче, на который они вместе ходили в последний раз, в последний приезд Бородина в Питер, он молча просидел на трибуне, хотя от волнения и Лёшка, и Бородин подпрыгивали и орали от души.
Вот и сейчас, подойдя к скучающим Лёшке и Бородину, он только сунул им худую, костистую ладонь, выдавив из себя:
– Привет, – а на Бородина он вообще расщедрился, поинтересовавшись: – Давно приехал? – как будто тот только пару дней назад поехал на дачу и сегодня вернулся, а не отсутствовал три года.
– Да пару дней назад, – поморщившись, буркнул Бородин, зная, что его ответ абсолютно неинтересен Славке и он спрашивает это только для приличия.
Лёшка же, как только увидел Славку, сразу засуетился:
– Всё, поехали, нечего тут толкаться, – он чуть ли не сорвался в сторону троллейбусной остановки.
Бородин со Славкой безмолвно последовали за ним. Бородин – потому что от каждого произнесённого слова у него в голове срабатывала кувалда, от которой чуть ли не искры сыпались из глаз, а Славка – по привычке. Он всегда выполнял то, что затевал Лёшка.
В пивном баре, оказавшемся обыкновенной пивнушкой, народу в середине дня было немного. Таких, как они, страждущих там почти и не было. В одном углу сидело несколько чисто одетых человек, о чём-то мирно беседующих, а в другом – тройка хануриков, которые пиво бодяжили водкой, делая вид, что этого никто не видит.
Дородная круглолицая продавщица, окинув их опытным взглядом, только спросила:
– Сколько?
– По три, – важно заказал ей Лёшка. – Да три селёдки вон с теми солёными крендельками.
Налив кружки, барменша ещё раз взглянула на Лёшку и назвала цену. Этой тётеньке ничего не надо было объяснять лишнего. Взгляд у неё был почище рентгена, она моментально просвечивала каждого клиента до мозга костей и безошибочно определяла, кто есть кто и что от этого очередного посетителя можно было ожидать.
Под её взглядом Лёшка не оробел и небрежно бросил на прилавок трёшку, а Бородин накинул сверху ещё одну. Продавщица небрежным жестом смахнула деньги и так же небрежно кинула на поверхность мраморной стойки сдачу.
Потом, махнув по стойке каким-то замызганным полотенцем, важно процедила:
– И чтобы тут не курили и не шумели, а то и без вас голова кругом идёт, – а потом, глянув в угол, где ханурики заканчивали производство ерша, зычно выкрикнула: – А вас там, в углу, это тоже касается.
Интеллигентные мужики от такого окрика даже стали ростом ниже и чуть ли не засунули свои носы в кружки, а со стороны хануриков только раздалось развязное:
– Не переживай, мамаша, всё будет тип-топ.
– Ты посмотри на него, этого недоделка, в сыночки он мне намылился… Я вот сейчас звякну участковому, тогда уже и посмотрим, кто у кого сыночек, а кто мамаша. Живо на «луноходе» отправитесь отдыхать.
В ответ в углу воцарилась тишина, и работающий вытяжной вентилятор вскоре вытянул остатки папиросного дыма.
Бородин с Лёшкой и Славкой устроились за одним из свободных столиков и жадно припали к живительной влаге.
