«Пустое, – отогнал Ованес нелепые мечтания, стараясь запереть сердце от ненужных мыслей и чувств. – У нее свой путь, у меня – свой».
Выбравшись вновь на хорошую дорогу, молодой Лазарев вновь пустил коня вскачь.
«Все мы в неволе, – думал Ованес. – Для кого-то она жестока, а кто-то и не замечает ее вовсе. Но мы все подвластны судьбе, все рабы сторонних обстоятельств, кто-то больше, кто-то меньше. Мужики наши… что ж, такова их доля. Мы знатны и богаты, а все же никто жизнь не подчинит всем своим желаниям. Одно нам, грешным, дерзновение – Бога просить с молитвой. А там… как Господь даст…»
В 1768 году Екатерина Ивановна родила здорового крепкого мальчика. Сына назвали Арутюн, по-русски – Артемий. Ованес был бесконечно счастлив. Он вдвойне ласковей стал обращаться с женой, рождение сына связало их как ничто другое.
Ованес смотрел на камень долго и упорно, словно ожидал увидеть воплощенное волшебство в его чистейшей глубине. Улавливая трепещущий свет восковых свечей, алмазные грани вспыхивали и переливались.
Двери были наглухо заперты, и только еще один человек находился рядом с Лазаревым. Ованесу ли не знать толк в драгоценных камнях, но подобной красоты он никогда еще не видел. Алмаз принадлежал ему – наполовину. Дядя, Григорий Сафрас, перед поездкой в Голландию писал, чтобы племянники потребовали в Амстердамском банке добротно запечатанный пакет, в котором «камень алмаз весом 779 граммов голландских находится».
Исполнив поручение, Ованес пообещал дяде найти для камня достойного покупателя, выручку потом разделить.
Лазаревский гость был в восхищении, он тоже не сводил взгляда с алмаза на бархатной подушечке.
– Чудо! – только и промолвил Григорий Орлов.
– Один из самых крупных на свете. А полюбуйся, Гриша, огранкой… Дядя приобрел его на Востоке. Говорят, когда-то этот камень был глазом индийского идола, потом украшал трон Надир-шаха. Но во время междоусобиц его выкрали…
– Чего ты хочешь от меня, Ованес?
– Я полагаю, – сказал Лазарев, многозначительно глядя на Орлова, – что на свете есть только одна особа, достойная владеть такой драгоценностью.
– Так ты думаешь… – Григорий задумался, потом покачал головой. – Нет, она не согласится. Не то время, Ованес. Война, расходы…
– Можно расплатиться со временем по частям. Мы сделаем модель алмаза и отправим государыне. Последнее слово будет за ней. Кроме того… истинная цена камня огромна. Но не думаю, что Ее Величеству придется выплачивать ее целиком.
– Делаешь уступку Российскому кабинету?
– Делаю. Один из величайших алмазов достоин быть украшением какой-либо из царственных регалий величайших государей мира.
– Закажи модель, – кивнул Григорий. – А там посмотрим…
***
Суровый Лазарь Назарович, старея, смягчался по отношению к сыновьям, но к крепостным стал относиться еще строже. Проходя мимо барского дома, люди издали ломали шапку, даже когда старика Лазарева не было в имении.
Доживал он свой век в Москве. Все сильнее скучал по Востоку, по прежней своей жизни. Тосковал по умершей супруге. Анна Овакимовна была женщиной красивой, мудрой, молчаливой. Все силы отдавала мужу и детям. Для Онанеса ее смерть стала ударом, он как ребенок рыдал над телом матери.
Но долго не мог предаваться горю, дела поглощали с головой. Как и мечтал, Иван Лазаревич пошел дальше отца. Его мысли занимали Урал да Сибирь, и он сделал первый шаг в царство несметных богатств – арендовал у графа Строганова пермское имение с заводами и соляными промыслами.
