В зале раздались вздохи. Казначей Чжоу Чэнъань внезапно рухнул на землю, бормоча: "Конец… Все кончено…"
То Цзинь смотрел на своего бывшего ученика, в его глазах были боль и разочарование: "Вэньюань, если ты признаешься, возможно, тебе оставят целое тело".
Лян Вэньюань внезапно поднял голову, в его глазах мелькнуло безумие: "Признаться? Господин То Цзинь, Вы действительно думаете, что сможете остаться в стороне? Кто тогда молчаливо разрешил мне сотрудничать с соляными торговцами, и кто…"
"Наглость!" Ли Гуй резко вытащил меч телохранителя, холодное лезвие приставил к горлу Лян Вэньюаня. "Осмеливаешься клеветать на высокопоставленного чиновника двора!"
Зрачки Тоцзиня резко сузились. Конечно, он понимал, на что намекал Лян Вэньюань – за тем, казалось бы, идеальным планом повышения три года назад действительно стояли грязные сделки. Но сейчас ему предстояло сделать выбор.
"Люди!" – глубоким голосом произнес Тоцзинь. – "Немедленно арестовать Лян Вэньюаня, Ван Минде и других замешанных чиновников, конфисковать все их имущество. Остальные чиновники должны написать признательные показания и представить их мне в течение трех дней."
Когда солдаты вытащили обмякшего Лян Вэньюаня из зала, за окном внезапно хлынул сильный дождь. Тоцзинь смотрел на искаженные фигуры в дождевой завесе, вспоминая многозначительный взгляд императора Цзяцина перед отъездом, и по спине пробежал холодный пот. Он знал, что эта буря только началась. А сам он уже глубоко увяз в трясине, и выбраться целым было невозможно.
Ли Гуй смотрел на серьезное выражение лица Тоцзиня и в душе холодно усмехался. Он осторожно вытирал кровь с сабли, размышляя, как расширить это дело – в конце концов, только взбаламутив эту мутную воду, можно было найти больше компромата на других. Дождь усиливался, глухо стуча по синей черепице, и в резиденции генерал-губернатора двух провинций тайные течения власти становились все более бурными.
Осенью двадцать первого года правления Цзяцина аромат османтуса в городе Янчжоу прокис от осеннего дождя. Ли Гуй, одетый в длинный халат из серой ткани и маленькую синюю шапочку, смешался с оживленной толпой. За ним следовали двое телохранителей, оба переодетые в учеников, с саблями, спрятанными за поясом, и настороженными взглядами, осматривающими окрестности.
В это время Янчжоу, хотя и оставался центром соляных перевозок империи, уже не был таким процветающим, как раньше. Половина магазинов на улицах была закрыта, деревянные таблички с надписью "Закрыто" качались на ветру. Хозяин шелковой лавки дремал, прислонившись к дверному косяку, прилавки с шелком и атласом покрылись пылью; перед рисовой лавкой толпилась группа истощенных людей с желтоватыми лицами, вздыхая, глядя на пустые рисовые бочки.
"Господин, купите пирожное с османтусом." – робко подошла маленькая девочка лет пяти-шести, держа в руках бамбуковый поднос, на котором осталось всего несколько почерневших пирожных. – "Всего два медных гроша…"
Ли Гуй достал несколько медных монет и протянул их, собираясь заговорить, как вдруг услышал шум с угла улицы. Несколько ямэньских служащих вели оборванного мужчину, который ругался: "Собачьи чиновники! Я всего лишь перевез немного контрабандной соли, чтобы прокормиться, а вы отняли у меня еду и сорвали одежду!"
"Заткнись!" – глава ямэньских служащих поднял кнут и сильно ударил. – "Контрабандист еще смеет дерзить? Если будешь шуметь, бросим тебя в реку на корм рыбам!"
