"Подождите!"
Резкий крик нарушил гробовую тишину. Толпа автоматически расступилась, и несколько рыжеволосых голубоглазых иностранцев в сопровождении стражников ворвались на место казни. Главный миссионер размахивал Библией, крича на ломаном китайском: "Вы не можете их убить! Эти люди – друзья Британской империи!"
Тоцзинь резко встал, его чиновничьи сапоги тяжело стукнули по помосту для надзора за казнью: "Дерзкие безумцы! Осмелились устраивать беспорядки на месте казни Великой Цин!" Он повернулся к стоящему рядом генералу и приказал: "Выгнать этих иностранцев из города Янчжоу, если осмелятся повторить, убить на месте!"
Иностранцы еще хотели спорить, но их подхватили и потащили, как волков, цинские солдаты. В толпе раздались оглушительные крики одобрения, кто-то поднял камни и бросил в иностранцев, под градом снежков и ругательств шляпа миссионера упала на землю.
"Казнить!"
Меч палача рассек холодный ветер, и первая голова покатилась в пыль. Люди хлынули вперед, наперебой обмакивая медные монеты в кровь – по народному поверью, это могло изгнать болезни и несчастья. То Цзинь, глядя на эту сцену, вдруг вспомнил "Чуньцю", которую читал в детстве в знаменной школе: "Суть наказаний и наград в том, чтобы помогать добру и наказывать зло", но в этот момент в его сердце не было ни капли радости.
Когда очередь дошла до Лян Вэньюаня, палач вдруг замер. Лян Вэньюань выпрямил спину и вытащил из-за пазухи половину нефритового кулона, того самого, который То Цзинь подарил ему в качестве прощального подарка. "Учитель", – его голос был отчетливо слышен на холодном ветру, – "У ученика есть одно слово…"
"Руби!" Ли Гуй вдруг вскочил, прервав Лян Вэньюаня. Меч сверкнул, То Цзинь отвернулся, не желая больше смотреть на постепенно остывающее тело. Он знал, что невысказанные слова Лян Вэньюаня наверняка связаны с той зашифрованной бухгалтерской книгой и с каким-то важным человеком в столице.
В центре площади для казней семь обезглавленных тел постепенно покрывались снегом. Ли Гуй, глядя на взлетающие карнизы Янчжоу вдали, понизил голос: "Господин То Цзинь, реакция иностранцев оказалась более бурной, чем ожидалось."
То Цзинь потирал спрятанное в рукаве секретное письмо, написанное небрежным почерком: "В столице кто-то хочет освободить заключенных, немедленно перебросьте войска Зеленого знамени для строгой охраны." Он смотрел на свинцовые тучи, клубящиеся на горизонте, и холод полз вверх по позвоночнику – эта, казалось бы, завершившаяся казнь, возможно, была лишь началом более сильной бури.
Люди постепенно разошлись, остались лишь несколько оборванных детей, подбиравших окровавленные лоскуты на месте казни. Когда То Цзинь повернулся, он мельком увидел за резным деревянным окном второго этажа чайной вдали знакомую фигуру – темно-синий халат, точно такой же, как форма тайного дозорного, которую он видел вчера в секретной комнате Управления соляных перевозок.
Снег шел все сильнее, и следы крови на месте казни быстро скрылись под белым снегом. Но То Цзинь знал, что некоторые грехи никогда не будут смыты ветром и снегом.
Весной двадцать второго года правления Цзяцина магнолии в Запретном городе расцвели особенно поздно. То Цзинь стоял на коленях на синих кирпичах перед Залом Воспитания Сердца, крепко сжимая в ладонях расшифрованную зашифрованную бухгалтерскую книгу, суставы пальцев побелели от напряжения. Три дня назад в секретном письме, перехваченном им за пределами Янчжоу, внезапно появилось имя, вызывающее ужас – Цао Чжэньюн.
