Цао Чжэньюн наконец поднял голову, прочистил горло: "Ваше Величество, как поступить с этими английскими миссионерами? Ост-Индская компания уже оказывает давление через Тринадцать факторий…"
"Иностранцы?" В глазах императора мелькнул холодный блеск. "Скажите английским торговцам, что осмелиться шпионить на земле Великой Цин, продавать оружие – это нарушение небесных законов. Отправить миссионеров в Гуанчжоу, передать их под строгий надзор генерал-губернатора Лянгуана, без указа императора не разрешать им ступить ни шагу!"
Снаружи зала вдруг послышался бой барабанов, было уже три четверти полуночи. Император Цзяцин потер распухшие виски, заметив, что снег за окном становится все гуще. Эта буря, не прекращавшаяся с осени, теперь, казалось, утихла, но на самом деле это было лишь верхушкой айсберга. Он смотрел на спины министров, склонившихся и удаляющихся, и вдруг вспомнил последнюю фразу из секретного письма Тоцзиня: "Беда от иностранцев не в крепких кораблях и острых пушках, а в разложении сердец людей."
Снежная ночь становилась все глубже, свечи в Южной библиотеке одна за другой гасли. Император Цзяцин стоял один у окна, глядя на снег, который все толще ложился на глазурованную черепицу, и в забытьи чувствовал, что этот Запретный город тоже похож на тайную комнату соляного управления – снаружи величественный и пышный, а внутри неизвестно сколько скрывается невидимых дел. А угасающий уголь в жаровне у стены безмолвно рассказывал о холоде этой империи.
Третьего дня двенадцатого месяца двадцать первого года правления Цзяцина, на озере Шоусиху за городом Янчжоу стоял тонкий лед, холодный ветер нес снежную крошку над местом казни. На временно построенном помосте для надзора за казнью Тоцзинь и Ли Гуй стояли в черных мантиях, нашивки с изображением питона развевались на холодном ветру. Внизу толпился народ, выдыхаемый белый пар смешивался с запахом крови, поднимающимся с места казни.
В три четверти часа Сы, внезапно прозвучали три удара барабана, зовущего души.
"Тишина!" Помощник министра юстиции развернул ярко-желтый императорский указ, его голос пронзил пронизывающий холодный ветер. "По велению Неба, указ гласит: бывший губернатор Цзянсу Лян Вэньюань, соляной управляющий Чэнь Дэчан и другие семь человек, виновные в коррупции и злоупотреблении служебным положением, в сговоре с иностранцами, совершили тяжкие преступления. Приказывается немедленно казнить их, чтобы послужить предостережением! Так повелевает император!"
Толпа заволновалась, шепот, как прилив, прокатился по месту казни. Тоцзинь смотрел на Лян Вэньюаня, стоявшего на коленях у столба для казни – этого ученика, на которого он возлагал большие надежды, теперь с растрепанными волосами, в грязной тюремной одежде, совершенно не похожим на того энергичного человека трехлетней давности. Лян Вэньюань вдруг поднял голову, сквозь летящий снег встретился взглядом с Тоцзинем, и в его глазах мелькнула сложная улыбка.
"Время пришло!"
Палачи, ступая по снегу, подошли и высоко завязали косы семи приговоренных к смерти. Главным палачом был здоровяк с полным лицом, он достал из-за пояса тыкву с вином, сделал большой глоток, и вино стекало по его узловатой бороде на сверкающий в холодном свете меч с головой демона. В лезвии отражались испуганные и возбужденные лица людей, кто-то сжимал кулаки, кто-то закрывал лицо и всхлипывал.
