– Я нашла бурого оленя, – сказала девочка, снимая красивую парку и протягивая ее Хансу Петеру.
– От бурого оленя нам проку не много, – фыркнула мать. – У нас в хлеву полно бурых оленей, или ты не знала? – Она вернулась к котлу с супом.
Ханс Петер забрал у ласси парку и опустился на колени, чтобы помочь ей стянуть сапоги. Девочка похлопала его по плечу и, когда он поднял глаза, показала головой в сторону лестницы.
Ханс Петер понимающе кивнул.
– Помоги мне отнести вещи наверх, ладно? – сказал он сестре, чтобы слышала мать.
Ласси взяла правый сапог, Ханс Петер – левый, и оба полезли наверх. Ханс Петер не стал при сестре открывать свой морской сундук, а уселся на него и жестом велел ей поставить сапог в изножье его койки. Ласси почтительно поместила сапог рядом с его товарищем, а затем уселась на краешек койки. Так они с братом могли слышать друг друга, даже если говорили негромко.
– Аскель видел меня в этих вещах, – сообщила ласси пристыженно, словно выдала секрет. – Ему стало любопытно, что еще ты привез из странствий.
– Когда я только вернулся, он следил за мной, – покачал головой Ханс Петер. – Ладно, похоже, мне предстоит очередной раунд приставаний. – Он взглянул в ее пораженное личико и улыбнулся. – Не волнуйся, девочка моя. Аскель настойчив, но я упрям. Он не узнает ничего, чего я ему не позволю. – Он резко потер руки, словно смывая тему. – Так. Полагаю, ты не видела и следа белого оленя?
Ласси хотела соврать ему так же, как и Аскелю с матерью, но ее выдали глаза. Она не могла лгать Хансу Петеру. Он всегда был добр к ней и позволил надеть свою особенную парку и сапоги.
– Ты его видела, – выдохнул Ханс Петер. Лицо его прояснилось. – И как? Он был великолепен?
– Ага, – согласилась ласси, чуть подпрыгнув на койке при воспоминании.
– Как близко тебе удалось подобраться к нему?
– Очень близко. – Она приглушенно хихикнула. – Очень.
Ханс Петер уставился на сестру в восхищении:
– Ты поймала белого оленя?
– Колючки поймали его за меня, – прошептала она, наклоняясь еще ближе. – Мне стало его ужасно жалко, и я вызволила беднягу, не заботясь о том, белый он или бурый. А потом он…
Но тут она осеклась. Олень вручил ей дар, не тот, о каком она просила, но все равно бесценный.
– Он выполнил твое желание? – Ханс Петер ждал ее кивка. – Сдается мне, ты не стала просить новый дом или чтобы ужин никогда больше не подгорал, – добавил он, негромко хохотнув.
Девочка закрыла глаза, чувствуя себя дурой. Ну конечно, надо было попросить новый дом! Или котел, который никогда не пустеет. Или кошель золота.
– Он и правда предлагал мне богатое приданое, – промямлила она.
– Но ты не взяла, потому что слишком мудра для этого, – сказал брат, гладя ее по руке. – Слишком мудра, чтобы пожелать золотой дворец для этой кучки неблагодарных людей.
– Я должна была…
– Вовсе не должна, – заверил он ее. – Пожалуйста, скажи мне, что хотя бы раз в жизни ты попросила чего-то для себя.
– Так и было. – Она покраснела и опустила голову.
– Можно спросить что?
– Имя.
Повисла тишина. Долго-долго брат с сестрой неподвижно сидели рядышком. Затем Ханс Петер отпустил ее холодную ладошку и обнял сестренку за плечи, крепко прижав к своему теплому боку.
– Ах, моя маленькая ласси, – сказал он наконец. – Какое сокровище можно подарить тебе, – тебе, у которой даже имени собственного нет!
– Хочешь… хочешь услышать его? – запинаясь, спросила девочка.
