Мы были не знакомы. Нет, о ней я мог бы сказать, что она меня не замечала вовсе. Она не догадывалась о том, что на протяжении последних десяти дней является объектом наблюдения мужчины, сидящим за ее спиной на расстоянии трех обеденных столов.
Я мог бы пофантазировать и опять прибегнуть к художественному вымыслу, сравнив ее с Блоковской незнакомкой. Но я осознанно не стану этого делать, чтобы не вводить в заблуждение прежде всего себя. Я хочу быть предельно откровенен в описаниях и точен в оценках, чтобы все-таки разобраться в причине моего помешательства этой женщиной. Понять, что же первично в зарождении чувств – внешность, обаяние, непредсказуемость в поступках или что-то еще. Неведомое влечение, сила которого измеряется способностью сторон пойти на жертву. Потерять что-то, в надежде обрести еще большее и успокоиться, в конце концов.
Как странно, но я не помню, что особенно меня в ней привлекло в начале заочного знакомства. Может, вспомнил жену, ее ласки, и захотелось увидеть перед глазами женское. Может, задремал после обеда на полный желудок в теплом помещении, и запахи навеяли миражи. Не знаю, не помню.
Ее фигура, полная противоречий и несовершенств, приобретенных с годами и в результате недочетов генной инженерии, не имела пропорций. Просто была фигура.
Опять же наверняка когда-то эта женщина была привлекательна. Но всю привлекательность она или растеряла по дороге жизненных передряг, или сознательно оставила в далеком прошлом, чтобы избавиться от неприятных воспоминаний.
Глядя на нее, мне хотелось играть в слова, строить замысловатые фразы и конструировать предложения. И посредством созданного образа возбуждать в себе или унизительное отвращение, или беспощадную жалость. Все зависело от моего настроения.
Например: «Привлекательность этой женщины задержалась в гостях у юности, в том возрасте, когда эта самая розовая юность с персиковым пушком на щеках прекрасна сама по себе, просто как дар умной природы-соблазнительницы» или «Внешность осталась, а привлекательность стекла по пальцам в канализационную трубу». Вот такой эстетствующий графоман… (Опущены нецензурные выражения).
На первый взгляд она была обыкновенной, неидеальной женщиной. Я рассмотрел ее. Руки – кисти великоваты, запястья слишком широки. Грудь тоже великовата, но спокойно лежит на округлом, слегка выступающем, животе. Бедра полны, ноги сильные и упругие, и шаг тяжелый, икры бутылочной формы.
Она всю себя усаживала на самый край стула и становилась похожа на первокурсницу-артистку, четко усвоившую первый урок мастера – быть всегда на чеку, чтобы в любой момент встать и изобразить что-нибудь.
Густые волосы собраны в «хвост» толщиной в мое запястье! Этот «хвост» обесцвеченных волос всегда неподвижно лежал на спине. Иногда казалось, что к нему не притрагиваются несколько дней – концы спутаны, а в некоторых местах проглядывали свалявшиеся пучки. Сделав прическу ранним утром, она забывала о ее существовании до вечера, а может, и на несколько дней. «Все говорило в ней о том, что она забыла о себе, поставила крест на себе, кажется так говорят о неряшливой женщине», – графоманил я вновь и вновь.
Но ее осанка! Осанка, а для женщины особенно, совершенный качественный признак во внешности. Ее осанка вызывала во мне то восторг и ужас, то умиление и жалость. Прямая округлая спина и острые лопатки. «Лопатки сложенными крыльями прятались в слое жира» или « Лопатки, как верблюжьи горбы, выросли на складках жира. Одни накапливают воду, чтобы утолить жажду в жаркий полдень, а другие пополняются жизненной мудростью, которая так и остается невостребованной». (Еще раз нецензурные выражения опущены).
