— Это всего лишь заброшенное ущелье, которое обросло разными сказками. Чего там бояться?
К ее ужасу, Даня улыбнулся. Губа снова лопнула. Так ожог никогда не затянется.
— Спасибо, что идешь вместе со мной, — проговорил он с этой его обволакивающей нежностью.
— Поехали, — Поля резко отвернулась. Ее затошнило от сочетания крови и улыбок.
***
Она тянулась вверх, как могла, но горы вдруг почти сомкнулись впереди, и машину все же пришлось оставить.
Даня со своим большим рюкзаком едва пролез в узкую щель, а Поля проскользнула легко, у нее поклажи было меньше.
Высокой стеной тянулись скалы, а тропинка между ними то расширялась, то почти исчезала. Выглядело все это не то что зловеще, но крайне недружелюбно.
Первый час пешего пути они оба изнывали от духоты, а потом солнце незаметно исчезло, как и робко проглядывающие меж камней цветы. Воздух стал прохладнее, вместо неба над их головами повисла серая пелена.
Даня вдруг запнулся на ровном месте.
— Как-то не по себе, да? — пробормотал он. — Уныло.
Поля пожала плечами — она не чувствовала ничего такого.
— Можно взять тебя за руку? — спросил Даня нерешительно.
Она без колебаний сжала его ладонь. Сделала себе пометку: стараться все время касаться княжича, кажется, ему действительно требовалась близость человека. Или чем там Поля была.
Так маленький Егорка жался к ней, получив нагоняй от родителей или учителей.
Поля повернула голову, стараясь незаметно рассмотреть лицо Дани. Нет, лучше оно выглядеть не стало. Жаль, что, когда Егорка достаточно подрос, чтобы изучать проклятия, Поля уже гоняла фуры по Гиблому перевалу. Образование так и осталось незаконченным и отрывочным.
Ей хотелось расспросить Даню — и о тьеррах, и о том, зачем именно они идут в ущелье, и о том, откуда взялся такой сильный ожог. Но лучше сделать это позже, когда его губы перестанут кровить.
Так они и шли — рука об руку, в тишине, которую нарушали только их шаги и дыхание, в зыбком узком пространстве между нависающими горами.
***
Рюкзак становился все тяжелее, желудок заныл от голода, горло пересохло.
— Привал, — объявила Поля, тряхнув механическими часами на запястье. Стрелки намертво залипли на половине одиннадцатого — времени, когда закончилось солнце.
— Остановились? — Даня огляделся по сторонам, выбрал наиболее плоский камень, помог Поле снять рюкзак и скинул свой. — Я же говорил, что это странное место. Проверим?
Он вдруг задрал свою футболку и уставился на руну-татуировку на своих ребрах. Зачем-то потыкал в нее пальцем, попросил:
— Соври мне.
— Что? — озадачилась Поля.
— Сгодится любое вранье.
— Я совершенно не вижу, что у тебя все губы в волдырях, — выпалила она первое, что ей на ум пришло.
Брови Дани взлетели вверх, а потом он поморщился и опустил футболку.
— И ничего, — объявил торжествующе. Как будто его и вправду радовало, что здесь часы и руны были бесполезными. — А татуировка обычно щиплется при вранье… Не очень, правда, сильно. Если специально не обращать на это внимания, можно и не заметить.
Покопавшись в ее рюкзаке, Даня достал две бутылки воды, одну протянул Поле, из другой отпил сам. Сорвал с упаковок еды оберточную бумагу.
— Мясо и овощи прямо с княжеской кухни, — пояснила она. — Ты еще помнишь главного повара Валерия Степановича?
— Не-а.
— Он очень хороший. Всегда готовит мне в рейсы что-то вкусное. И по тебе охает частенько. Бедный мальчик, ну и так далее. Хоть князь и запретил всем вспоминать о тебе.
