‒ Ого, ‒ говорит Серпохвостов, ‒ надо поговорить с этим парнем.
‒ Дети у бабушки с дедушкой, ‒ говорит Лонский, ‒ каникулы. Кажется, местные им уже сообщили.
‒ Кто обнаружил?
‒ Соседка увидела открытую дверь и вошла.
Из ближайшей комнаты выходит ещё один эксперт с аккумуляторным пылесосом в руках.
‒ Мы закончили, ‒ говорит он. ‒ Теперь, ребята, ваша очередь.
‒ Что нашли? ‒ спрашивает Герцык.
Эксперт пожимает плечами и опускает маску. У него грустный вислый нос.
‒ Тут повсюду чьи-то отпечатки и следы. Сложно сказать. Мы, кстати, нашли её телефон.
В холле тесно от людей, и эксперты уходят. Мы идём выполнять свою часть работы. Толкнув скрипнувшую дверь, захожу в спальню. Тут чистота и порядок, кровать заправлена покрывалом весёлой расцветки, которую раньше называли пожаром в Чуйской долине. Я открываю дверь шкафа, вижу немного мрачной одежды на вешалках. Запах цветочных духов. На прикроватной тумбочке несколько фотографий, две девочки, похожие друг на друга, обнимаются и смеются. Тут же пульт от телевизора в заводской полиэтиленовой упаковке. Пол глухо поскрипывает под ковром. Смотрю на стену. Там висит новый плоский телевизор, даже наклейки ещё не отклеены, шнур свисает до самого пола. На полке подле телевизора керамическая ваза на вязаной салфетке.
Я начинаю обыск, тщательно осматривая каждую извлечённую из шкафа или тумбочки вещь. Ничего интересного, обычная жизнь обычной женщины из глубинки (у нас глубинка начинается сразу за кольцевой). Я могу рассказать всю её биографию и уверен, что угадаю на сто процентов. Я надеюсь найти в тумбочке хотя бы фаллоимитатор, но кроме дешёвого нижнего белья в тумбочке ничего нет. Под трусами и майками нахожу какие-то документы в прозрачном файле, вытаскиваю наружу. Яркие бланки столичного медицинского центра. Пачка увесистая, я открываю клапан и начинаю смотреть. Результаты медосмотров, анализы и какие-то справки. Триместры, недели, уровень гормонов, фолатный цикл. Сажусь на постель, она сразу прогибается под моим весом. Похоже, тут не матрас, а перина, как в деревенских домах. Странно, что она не держала кошку, думаю я. За стеной слышны голоса, наверное, в комнате девочек обнаружили что-то интересное. Перчатками неудобно перебирать бумаги, листы трудно отделять друг от друга. Я сморю на даты. Прошлый год. Похоже, где-то должен быть ещё один ребёнок. Полгода назад она должна была родить.
На подоконнике цветы. Из комнатных цветов я знаю только герань, и это не она. Рамы двойные, деревянные, им не помешала бы покраска. У окна небольшой туалетный столик с зеркалом. Я оставляю документы на постели, начинаю рыться в ящиках стола. Тени, румяна, пудра, духи, заколки, расчёски. В одном из ящиков украшения, яркая бижутерия, бусы из оникса, браслет из, кажется, сердолика. Смотрю в окно. На противоположной стороне улицы стоят несколько женщин и глазеют на место преступления, о чем-то переговариваются. Косматая дворняга сидит рядом и внимательно слушает. Смотрю на своё отражение в зеркале и понимаю, что не привык к новому образу. Провожу рукой по раме, отодвигаю столик. Там пусто, только бумажная наклейка на обратной стороне извещает меня, что стол туалетный с зеркалом «Маркиза» был выпущен Ивацевичской мебельной фабрикой в 1996 году.
Я выдвигаю оба ящика, потом вытаскиваю их из направляющих. В проёме под столешницей пусто, но в нижнем ящике за массажной щёткой притаилась маленькая лакированная шкатулка. Крышка разбухла, не хочет открываться. Внутри я вижу какие-то кусочки ткани. Вытаскиваю, аккуратно расправляю на поверхности трюмо. Два маленьких кусочка клеёнки с завязками, на них фамилия убитой женщины и даты. Третий предмет ‒ пластиковая бирка с той же фамилией и датой, апрель этого года.
